Читаем Царство страха полностью

-      Ну, мой большой мальчик, - сказала она воркующим голосом, - не пытайся обмануть меня. Давай сюда кошелёк.

-       Ну-ка, веди себя прилично, - гаркнул я на неё и не­сильно ударил её по руке, тянувшейся к моему кошельку. - Ты с самого Лос-Анджелеса ведешь себя очень странно. У нас будут очень серьёзные проблемы, если ты попытаешься меня кинуть.

Она ухмыльнулась и лениво потянулась, вытянув руки над головой и одновременно встряхнув своими элегантными маленькими грудями, неуловимо напоминавшими фото Мэрлин Монро из старого календаря.

-      Кинуть? - спросила она. - Вот еще. Пойдем отсюда. Уже поздно.

Я быстро расплатился, и мы увидели, как Мария удали­лась на кухню. Мануэля нигде не было видно. Когда я вышел на улицу, я заметил, как две полицейские машины подъезжа­ют к нам с двух сторон. Одна из них затормозила прямо пе­ред мексиканским фаст-фудом.

-     Не волнуйся, - сказал я Аните. - Им от нас ничего не надо.

Я схватил её за руку и потащил к «Кадилаку». Отъезжая от забегаловки, мы услышали громкие крики. Мы направлялись дальше к кругу, в сторону 101 шоссе.

Мой мозг неустанно работал, пока мы мчались вдоль побережья на север, к Биг-Суру. Мы ехали по открытой местности, прямая двухполосная дорога шла по дюнам параллельно берегу, примерно в полутора километрах от океана. Над Тихим океаном ярко светила полная луна. Ночь идеально подходила для езды на быстрой машине, по пустой дороге вдоль океана, с полоумной красивой женщиной, сидящей рядом на белом кожаном сидении. Мы ехали под негромкое пение Лайла Лаветта, который пел о каких-то идиотах, которые плывут в море на маленьких гребных шлюпках, доверху нагруженных авто­матами и пони, чтобы отомстить белому человеку с нехорошими привычками, который на самом деле хотел как лучше.

* * *

Я потерял контроль над «Кадиллаком», когда мы доехали до середины спуска с холма. Дорога стала скользкой от иголок пиний, а эвкалипты росли всё ближе к дороге. Девчонка смеялась, а я мчался под ярко-белой луной, освещавшей океан, и всматривался в темноту, из которой в лучи фар выхватывали огромные стволы деревьев. Чем-то это напоминало скольжение по льду по направлению к пропасти.

Мы проехали мимо темного здания и джипа, а затем вдруг наткнулись на водопад, обрушивающийся прямо в море. Я вышел из машины и присел на камень, потом зажег трубку с марихуаной.

-     Так, - сказал я Аните, - похоже, мы свернули не туда.

Рассмеявшись, она глубоко втянула в себя травяной дым и села напротив меня на бревно.

-     Ой, а ты всё-таки забавный, - сказала она. - Ты очень странный - и сам не знаешь, почему, верно?

Я умиротворенно покачал головой и глотнул джина.

-     Нет, - ответил я, - я глупый.

-     Потому что у тебя душа молоденькой девочки, но в теле старого наркомана, - прошептала она. - Вот поэтому у тебя проблемы, - она похлопала меня по коленке. - Вот поэтому люди начинают дрожать от страха, когда ты входишь в комнату. Вот поэтому ты спас меня от собак на Венис-буль­варе.

Я пристально смотрел на море и некоторое время не произносил ни слова. Я осознавал, что она права. Нннда, медленно говорил я себе, у меня душа молоденькой девочки в теле старого наркомана. Неудивительно, что они меня не понимают.

Это не для слабонервных, что и говорить.

Всё так. И если считать, что самой большой манией является страсть, и если я - урожденный раб страсти, и если баланс между моим мозгом, моей душой и моим телом такой же тонкой и необычный, как ваза эпохи Мин, то...

Ну что же, по-моему это многое объясняет. Дальше говорить, в общем, не о чем. Все так просто, а люди удивляются, почему я на них как-то странно смотрю. Почему мой кодекс чести многим кажется каким-то недопареным, противоречивым или даже клинически сумасшедшим... Черт, ведь от меня не ускользает этот шепот, эти мягкие порицания, раздающиеся всякий раз, когда я вхожу в цивильное помещение. Я знаю, что они думают обо мне, и точно знаю, почему они так думают. Им просто не по себе от мысли, что я - молоденькая девочка, оказавшаяся в теле 65-летнего профессионального преступника, который уже 16 раз умер. Шестнадцать раз, каждый из них документирован. Я попадал в аварии, меня ударило током, меня забили до смерти, утопили, отравили ядом, зарезали ножом, застрелили, задушили веревкой и сожгли, взорвав мои собственные бомбы...

Всё это произошло, и, вероятно, произойдёт ещё не раз. За это время я выучился нескольким фокусам, нескольким случайным навыкам и технике уклонения от удара, но в основном меня спасала добрая удача. А также внимательно от­ношение к карме - не говоря уже о природном обаянии молоденькой девушки.

ОТ РЕДАКТОРА

Хантер ушел в ночь на 21 февраля 2005 года. Сын писателя, Хуан, настоятельно просил тех, кто так или иначе был связан с работами его отца, не давать никаких комментариев по поводу его самоубийства. «Спекуляций итак будет предостаточно», добавил он.

В свое время Эзру Паунда попросили написать текст для книги воспоминаний о Тимоти Лири, и он дал предельно лаконичный ответ: «ЧИТАЙТЕ ЕГО!»

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Русский крест
Русский крест

Аннотация издательства: Роман о последнем этапе гражданской войны, о врангелевском Крыме. В марте 1920 г. генерала Деникина сменил генерал Врангель. Оказалась в Крыму вместе с беженцами и армией и вдова казачьего офицера Нина Григорова. Она организует в Крыму торговый кооператив, начинает торговлю пшеницей. Перемены в Крыму коснулись многих сторон жизни. На фоне реформ впечатляюще выглядели и военные успехи. Была занята вся Северная Таврия. Но в ноябре белые покидают Крым. Нина и ее помощники оказываются в Турции, в Галлиполи. Здесь пишется новая страница русской трагедии. Люди настолько деморализованы, что не хотят жить. Только решительные меры генерала Кутепова позволяют обессиленным полкам обжить пустынный берег Дарданелл. В романе показан удивительный российский опыт, объединивший в один год и реформы и катастрофу и возрождение под жестокой военной рукой диктатуры. В романе действуют персонажи романа "Пепелище" Это делает оба романа частями дилогии.

Святослав Юрьевич Рыбас

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное