Погребальная песнь вдруг прервалась, как струна гуслей, процессия распалась, послышались вопли, стоны, ругань. Едущий впереди Якса разбросал баб с калачами, отвел руку в сторону и с силой, увеличенной конским галопом, ударил плазом жреца в деревянной короне, сбил его с ног. Ворвался в хоровод баб и девок, на землю посыпались коржи, лепешки, раскололись кувшины с медом, заревел вол.
Дрогош, сидящий на сивке, одним движением вырвал у идущего рядом прислужника копье, дерзко ударил пятками коня, наклонился, ослабляя повод; но прежде чем конь прыгнул вперед, шренявит Яксы врезался в него с разбегу. Рыцарь заслонился щитом, наконечник ткнулся в герб, чертя на Дружице горизонтальную борозду, копье пошло в сторону, древко треснуло, рассыпалось дождем щепок. Лендич, даже не стараясь нанести серьезный удар, проносясь мимо, двинул молодого рукоятью в лоб, свалил с седла так, что только загудело. Дрогош упал с обагренным лицом, со свернутым, кровавящим носом, выл, не в силах толком вздохнуть.
Вилкомир и Самбор шли следом за рыцарем – один лупил кордом, второй – хунгурской нагайкой, гоня толпу свободных и подданных, словно скотину. Хлестал, напирал конем.
– Прочь, хамы! Про-о-очь!
Толпа сломалась, нападения никто не ожидал – всякий убегал за тын, прятался, бросал дары и обеты. Девицы вопили, отроки орали, мужчины кричали. Воз с телом остановился.
– Самбор! – взревел Якса. – К волам!
Оруженосец соскочил с коня, припал к ярму, схватил веревку, посмотрел на Яксу.
– В сбор! – крикнул тот. – Быстрее!
Самбор ударил животных нагайкой. Вигго и Вилкомир кружили вокруг на лошадях. Сзади нарастал шум: свободные собирались, ругались, посматривая на лежащего без сознания Дрогоша. Не хватало им предводителя. Не было володаря.
Якса и его люди что было духу погнали к низкому полукруглому входу в сбор. Рыцарь соскочил с коня, схватил за угол волчьей шкуры, на которой лежал труп Берната, оруженосцы помогли, подняли умершего, Вигго придерживал неспокойных коней.
– Давайте его сюда! – подгонял Якса.
Внутри росли кусты и трава, наверху, под обомшелыми сводами, били крылья птиц. Сбор не был сожжен – как они думали поначалу, – просто разрушен и стоял опустевший с тех пор, как не стало диакона. Жертвенный камень остался цел – потемнел, покосился. Они быстро уложили на него тело, отошли: задыхаясь, трясясь.
– Самбор, Вилкомир! – приказал Якса без тени страха. – Берите лошадей – и в лес! Ждите, где мы условились!
Не нужно было повторять дважды: они помчались к выходу, Вилкомир споткнулся об обожженное бревно, едва не влетел башкой в каменный косяк.
– Вигго… – проворчал Якса. – Ты тоже…
Скандинг прыгнул к выходу. Но не вышел! Он схватил и притянул обе створки изрубленных, надщербленных ворот. Вырвал из-за пояса топор и с треском сунул его в железные кольца. Развернулся и с холодной улыбкой покачал головой.
– Я делал с тобой вещи, достойные описания в сагах, – загремел он. – Я похищал кагана Ширу из лагеря хунгуров. Я рубил сварнов, горделивых, словно дубы, валил кровавых идолов Людей Огня, насиловал боевских девок, спасал короля Гедеона взамен на милость ехать у его левого стремени… Я даже защищал иерарха Старой Гнездицы взамен на почесть поцеловать его в толстые пальцы да за малую запись в книги мастера Контрима. Я притворялся хунгурским евнухом, набожным иноком Ессы и неразумным манкуртом. Но… воровать упыря посреди села?! Вот истинное деяние берсерка! Ты не мог вместо этого трупа захватить какую-нибудь сисястую девицу, господин мой лендич? По крайней мере, я был бы тогда вторым в очереди.
Якса не слушал. Осматривал тело Берната, раздвигал полы шубы, искал чего-то на теле.
И нашел. Набрякший кровью след, железный гвоздь, воткнутый между ребер. Добыл кинжал, подцепил, мучался, морочился и наконец – одним отчаянным движением вырвал окровавленное железо из раны.
– Он все помнит, – указал Якса на тело вещего. – Прежде чем он изменится, он ответит на мои вопросы.
– И это будут те ответы, которых ты ищешь?
– Я должен знать, что случилось в ауле Орхана. Любой ценой. У тебя есть цепь?
– Да, есть.
– Привяжи его к алтарю. Изо всех сил, сколько мочи хватит!
Вигго кинулся как ошпаренный. Якса снял шлем, отбросил на спину кольчужный капюшон, потом встал на колени. Всматривался в восточную стену, в место, где некогда находились разбитые теперь плиты законов.
– Есса, король-дух, – заговорил он, – ты отдал нам свою кровь, чтобы мы могли жить, свободные от греха. Ты вывел на Явь свое Я, объявил свое Сущее, Суть, дав начало миру и создавая зверей, тварей, человека. Помоги нам и поддержи!
Цепь звякнула. Вигго отскочил, ухватился за чекан. Умерший шевельнулся, а может – только вздрогнул.
– Якса Дружич! – раздался хриплый голос, будто из могилы; становился с каждым мигом все сильнее. – Се я. Ждал тебя. Чего ты хочешь?