Царство железных слез

– Недостойны вы имени рыцарей! За то, что бросили короля и королевство, за то, что струсили и встали на поле, честь и достоинство ваши будут урезаны. Так сказал и решил рыцарский круг Старшей Лендии, так решено было в Младшей, а все герольды, кто только остался, понесут эту весть. Делайте, что должно.

К толпе вышли двое больших мужичин в боевых доспехах, в гербовых накидках. А за ними прислужники несли щиты с нарисованными на них рыцарскими гербами.

– Вот, Гиньча из Бзуры, твой знак отныне будет надщерблен, как честь и слава, которая была у тебя урезана!

И по знаку герольда мощный воин поднял красный щит с Бзурой – серебряной косой стрелой. Опер о пень, поднял топор…

Одним движением отрубил угол каплевидного щита вместе с куском герба – левым плечом стрелы. Поднял и отбросил щит под ноги побледневшему Гиньче.

А потом пошло быстро. Рубили щиты не как воины, но словно палачи. Отрубали куски их, обломки, калечили благородные родовые гербы.

Обезглавленный конь Запранцев! Перерубленный рог Скарбников, отрубленная нога грифа, пострадавшая подкова Болещей…

Так оно и шло, раз за разом, дальше и хуже. Отбрасывали надщербленные щиты под ноги Проклятых.

Неожиданно худой сотоварищ Домарата, тот самый, который дул в рог, понял и показал каплевидный щит с серебристой лентой, вьющейся по красному полю. Дружича, герб Милоша, ее, всего рода… О Праотец!

– Остался еще один герб! Один проклятый, – кричал с яростью рыцарь. – Милош Дружич, который противу чести, рыцарского обычая, покусился на жизнь кагана! Убил его не в честном бою, но пойдя на подлость.

– Из-за него все! – крикнул кто-то.

– Дружич обратил на нас ярость и гнев орды! – драл глотку худой. – Проклят пусть будет он со всем своим родом! Проклят до последнего колена, он и сыновья его!

Отбросил щит прямо под ноги палачу. Топор поднялся и опустился, круша щит, отрезая верхний край герба.

И тогда Венеда уже не выдержала. Выскочила впереди шеренг, выехала между оружным людом, едва не стоптав двух смердящих потом и железом верзил с топорами, оказалась перед лицом Домарата, его приятеля и герольда.

– Хватит! Хватит, чтоб вас всех! – крикнула. – Что вы делаете?! Что творите?!

– Госпожа, отступись, – Домарат даже не вздрогнул. – Мы тут наказываем предателей нашего рыцарского дела.

– Да какое это имеет значение! Сейчас, нынче, вообще?! Вокруг кровь и бунт, а вы тут ссоритесь, как бабы при прядении! Где ваша сила?!

– Отступись, госпожа! Тут для тебя не место!

Толпа рыцарей, воинов и оруженосцев загудела, зашумела.

– Развлекаетесь, словно малые дети, а вокруг – смута, гибнут женщины и дети! Горят сборы и дома. А вы, вместо того чтобы их защищать, занимаетесь всякими глупостями!

– Это дело палатина! – отозвался худой. – Кто ты, женщина; как зовут твой длинный язык, которым ты лезешь, куда не след?

– Я Венеда, законная жена супруга моего, Милоша, чью память вы решили оскорбить.

– Жена предателя?! Прочь отсюда! Прочь, потаскуха!

И тогда она не выдержала. Поискала взглядом чего-нибудь, какого-то оружия; лучше всего – боевого молота. Взгляд ее, а потом и рука опустились на ножны меча, который она вывезла из Дружницы. Мигом схватила их обеими руками, подняла и…

Подъехала ближе, а потом влупила худому по башке! Наискось, сбоку, через стрелку шишака, так, что он получил по зубам и щеке. Он завопил, удар, пусть и рукой женщины, отбросил его назад; его конь присел на задние ноги.

Рыцарь выпрямился, глаза его не были уже пустыми, когда смотрели на распаленную и чуть испуганную Венеду. Потянулся рукой к левому боку, схватил за рукоять меча и…

Блеск стали! Крик боли.

Домарат шлепнул его плоской поверхностью меча по руке.

– Спокойно, брат Фулько! Ты объявил Милоша отступником, так не становись хуже его! Не поднимай руку на безоружную.

– Мой муж погиб за вас! Как Есса, пораженный копьем! Избавился от кагана, чтоб вы могли победить. А вы даже этого не сумели, вы, трусы!

Домарат выехал вперед, схватил Венеду за руку. Потянул. Вокруг бурлило. Рыцари привставали в стременах, чтобы лучше видеть происходящее, кричали друг на друга. Те, кто поддерживал Фулько, – угрожали вдове. Кто нет – подкручивал усы, пересмеивался. Где-то успели подраться, кто-то кого-то сбросил с коня, другие лупили друг друга плоской поверхностью клинков.

– Вона как баба рыцарей пристыдила, – сказал седой мужчина с усищами, торчащими клочьями, тот самый, который стоял раньше рядом с Венедой. – Есть в ней огонь и ярость, как в моей старухе.

Домарат сжал ладонь Венеды как в клещах.

– Ступай, госпожа, за мной.

– И не проси!

– И не прошу! Приказываю.

Она не знала уже, что происходит, но двинулась следом. Он повел ее за круг, рыцари на конях расступались, расходились, кое-кто приветствовал ее поднятой рукой.

– Езжай отсюда, потому что времени все меньше, – сказал Домарат. – Каган послал погоню за тобой и сыном. Приказал он тебя казнить, а сама знаешь, насколько болезненна смерть от руки хунгура. Потому – убегай как можно дальше отсюда.