Хунгуры встали у подножья граба, на земле, орошенной кровью. Тут лежал мертвый, разодранный почти напополам Слоокарий. Вытаращенные глаза остекленели, одна рука валялась шагах в пяти от тела. Что-то его попросту… порвало на куски – как печеного каплуна на пиру…
– Небеса-а-а, – простонал Шиги. – Мангус… Мангус это сделал. О-о-о, багадыр, зачем ты приказал нам идти по следу Яксы? За что использовал нас, словно дрова на растопку?..
– Сказал каган, – прохрипел Булксу, плюясь кровью, потому что легкие его стали уже как два дырявых меха. – Тем, кто станет чинить насилие, отрубите головы. Тем, кто будет слишком горделив, – рассеките грудь. А тем, Шиги, кто слишком громко болтает, вырвите языки!
Вопль – ровнехонько за их спинами. Крик, отчаянный голос.
– Багады-ы-ыр!
Хруст, треск, заставляющий спрятать голову в плечи.
Они молниеносно обернулись, руки натягивали луки, хватали обтянутые шкурой рукояти сабель и тесаков.
Кутулук – тот, что остался сзади, – лежал на ковре золотых листьев, окровавленный, с неестественно вывернутой головой, словно собирался взглянуть на собственную спину, сломанный, будто кукла, некоей неизвестной силой.
Ничего не было видно. Только огромные, устремленные в небеса, разделяющиеся при земле на несколько стволов грабы. Тихий, спокойный лес, наполненный смертью.
– Где он?! – в отчаянье крикнул Лель.
– Див! Див! – кричали остальные хунгуры. – О Матерь! Его не победить оружием!
– Молчать! – Булксу ударил нагайкой ближайшего воина по спине. Сил уже не хватало, и он едва стукнул воина, вместо того чтобы повалить. – Осмотреться… х-х… – захрипел он, давясь, кашляя, постанывая.
И вдруг раздался сильный, решительный голос Глеба:
– Он в грабах. Входит в деревья! Будьте внимательны!
Что-то шевельнулось в расходящемся на пять отростков стволе. Как из гнезда, оттуда вынырнула покрытая мхом фигура, деревянный болван, протягивающий растопыренные руки сучьев, безголовый, раза в два выше человека, будто грубо вытесанный топором, сохраняя только видимость человеческого существа.
– Древесный бес! – рявкнул Глеб. – В кучу, не убегайте!
Тот шел на них, а когда свистнули стрелы – бежал. Лель промазал, но две перистые стрелы воткнулись в кору, пробивая тело твари.
Вместо того, чтобы мчаться прямо, тварь прыгнула в сторону, подбежала к стволу граба, нырнула в него, исчезла, словно сделавшись частью огромного дерева!
– Он выйдет из другого! – крикнул Глеб. – Смотрите вокруг!
И вдруг он исчез – убежал! Погнал к лошадям! Оставил их!
– Гле-е-еб! – прохрипел Булксу, похожий на живой труп. – Убейте его! Давайте!
Сам схватил лук, натянул. Послал стрелу в чащу. Тщетно – витязь уже скрылся в лесу.
А из обомшелого ствола дерева слева тихо вынырнул широкий, толстый бес. Из другого ствола! Из другого раздвоенного граба, ровно как и предсказал убегающий Глеб.
Хунгуры с воплями разбегались; успели послать в цель только две стрелы. Углук кинулся на беса с саблей в руках. Кричал и выл, словно несся на коне по степи. Достал кривым клинком толстое округлое тело; с тем же успехом он мог рубить дерево – на коре возник лишь длинный узкий след. Безголовый великан ткнул хунгура в бок деревянными когтями, отбросил кричащего и истекающего кровью, и двинулся прямо на онемевшего Леля. У того из дрожащих рук выпал лук, глаза сделались круглыми, как луны. Лесной бес шел: жуткий оживший ствол, фигура, слегка похожая на человека; из языческих времен, когда испуганные волосатые люди в шкурах оставляли ему привязанные к деревьям жертвы.
Булксу послал стрелу прямо в верхнюю часть ствола, в утолщение, из которого вырастали две конечности толщиной с дубовые сучья. Лель заорал, развернулся, споткнулся и упал, прикрывая голову руками.
И тогда свистнула стрела. Раз! Воткнулась в спину деревянному чудовищу. Не такая, как раньше – потому что горящая.
Снова свист, удар. Пламя ползло по спине страшилища.
Третья стрела! Четвертая! Огонь охватил верхнюю часть беса, пламя поднималось все выше.
– Ты его не получишь! – завыл Булксу.
И прыгнул с саблей, становясь на дороге у создания.
Не пришлось. Бес запылал вдруг, словно высушенный ствол дерева, выстрелил искрами, дымом, жаром.
Тварь зарычала, прыгнула, помчалась между деревьями.
Позади стоял Глеб с луком убитого ранее Слоокария. Целился последней горящей стрелой.
– Убегайте! – крикнул. – Он вернется! Погасит огонь. К лошадям!
Бес с шумом мчался к лесу, разбрасывая искры и угли. Нырнул в деревья, оставляя после себя удушливый смрад. В воздухе звучал только жуткий стон раненого Углука.
Они не стали за ним возвращаться. Не остановились, пока не добрались до перепуганных, рвущих поводья лошадей, которых с трудом удерживал бледный Бортэ.
Они уже не оглядывались. Осталось их только пятеро, считая Глеба.