Еще пару месяцев тому назад он бы не дал за них и малого битого скойца. Троица, больше похожая на волков, чем на людей. Кривой горбатый уродец, с подбородком, втиснутым в грудь. Большой детина, который тыкал в него рогатиной: Якса с удивлением отметил в его чертах сходство с неразумным узником на веревке. Почти такая же продолговатая грубая голова, большие надбровные дуги, огромные уши и черная копна волос, венчающая уплощенный череп. То, что его не держали на привязи, как братишку, не означало, что он не опасен. Сзади на чужака таращилась некрасивая грязная девка в старой камизе. Сидела на лавке и тряслась от вида пришельца, будто дикарка из леса.
– Я всего лишь путник, – простонал Якса. После такого долгого бегства по диким местам даже слова складывались с трудом. – Я ничего вам не сделаю. Дайте мне поесть. Я заплачу.
– В плохое место ты попал, чужак! Там, – бородач мотнул головой на дверь, – это твой конь?
Острие рогатины уткнулось беглецу в шею. Грубое лицо дурачка не выражало совершенно ничего.
– Мой. Можете взять седло и сумы…
– Этот конь слишком красивый, чтобы оставить тебя в живых.
– Оставите мне жизнь – получите дополнительную награду за еду и отдых.
– Серебро, даже если оно бито в Лендии, значит тут меньше коня, оружия и еды.
– Что, я не выгляжу человеком благородного сословия? Я стою побольше, чем вся ваша паршивая хата. Подумай об этом, незнакомец.
– Брешешь. Ты не рыцарь. Ты беглец и изгнанник, наверняка еще и конокрад. Самая большая цена – это твоя голова. Если я отнесу ее нашему бану. Где твой рыцарский меч, достойный господин лендич? Где остроги?
– Девушка, хоть ты обратись к их разуму, – сказал Якса девке, которая сидела скорчившись на лавке. – Я не знаю, отец это твой, брат или полюбовник, но лучше бы вам отпустить меня с миром. Если идет за мной погоня, то она попадет сюда, и тогда, девка, плясать тебе на раскаленных угольях.
– Она не слушает чужаков, – прорычал бородатый. – А я не боюсь ни бесов, ни лендичей, ни погонь.
– Страх облагораживает человека.
Девка сплюнула с презрением, глядя Яксе в глаза. Улыбнулась, словно дурочка. И только теперь Якса заметил живот, выпирающий из-под сорочки. Предпочел не задумываться, заделал его тот заросший козлина или один из двух смердящих дурачков.
– Если ты бан или жупан, то наверняка человек с благородной кровью, – хрипел бородатый. – Выпустим ее из тебя маленько, проверим. Сосо! Бей! – рявкнул он на великана.
Мерзкий, словно чирей, парняга размахнулся; ткнул рогатиной Яксе в грудь.
Но не успел… В уши им вдруг ударил вой оставшегося на привязи дурачка.
Свист стрелы. Та воткнулась в спину Сосо – под левую лопатку.
Гигант зарычал и подпрыгнул.
Свист, свист! И еще один.
Стрелы ударили одна за другой. В середину спины, в бок!
Гигант зарычал, завыл, вскинул рогатину.
И опустил ее, упав. На пороге, будто волки, появились фигуры хунгуров. Кочевники ворвались в хату, отбросив луки, с саблями, с тесаками и кинжалами. Дикие смуглые морды с раззявленными ртами, жирные волосы, раскосые глаза – без выражения, как у животных.
Кудлатый затрясся. Видя превосходство врага, пал на колени. Ударил челом, как видно, хорошо понимая, что у новых хозяев Лендии, Дреговии и Подгорицы уши на ногах.
– Багадыр! Багадыр! – выдавил он. – Мы его поймали, схватили, придержали… Для вас.
Через порог переступил высокий, худой, старый хунгур в стеганом кафтане и короткой деэле с соболиным воротником. Со шрамом, что был как продолжение рта. Он вырвал из-за пояса длинную, тяжелую нагайку.
– Станем верно тебе служить! – стонал подгорянин. – Что убили – это ничего… он все равно был дураком! Не нужен он мне, за миску еды его держал.
Свистнула жестокая сегментированная нагайка. Кудлатый свалился на глинобитный пол, словно пораженный молнией.
– Шиги! – крикнул хунгур. Указал кнутом на лежащего.
Крепкий воин перескочил через порог. Схватил лежащего; бил чеканом и саблей. Пинал, лупил верещащего, воющего разбойника, хотя тот пытался доползти до двери, к порогу. Когда был уже у самых кожаных сапог Булксу, хунгур ухватил его за ноги – оттянул на середину комнаты, оставляя красный след свежей крови.
– Девку… берите, – хрипел с болью бородач. – Ваша… Меня только оставьте…
– Шиги! – приказал Булксу хунгуру. Они понимали друг друга без слов. Воин уселся кудлатому на спину, потянул за черные вихры, вздергивая вверх его окровавленную голову
– Лель! Прикончи его! Во имя Матери-Земли!
– Я?! – простонал побледневший юноша. – Может, по…
Булксу одним движением ударил молодого по лицу твердой ладонью в перчатке из кожи жеребчика.
– Ты… Хватит уже! Добей!
Толкнул молодого и захрипел, плюясь кровью, почти согнувшись пополам.
Лель трясся. Но потянулся к левому боку, вынул саблю – медленно, неторопливо.
– У меня золото есть! – взревел подгорянин. – В углу хаты закопано. Берите!
Дрожащий Лель ударил его в шею жестоким железом! Убил не сразу – сперва только пустил кровь. Потом с отчаяньем, трясущейся рукой, добавлял: раз, еще и еще. Расхлестал горло, вены, залил кровью пол и себя.