Царствование императора Николая II

Нелепы утверждения, будто это движение было «организовано полицией». Бессильная перед всяким разливом стихийных сил, как показали все события последних двух лет, полиция абсолютно была неспособна, если бы даже и захотела, вызвать по всей России массовое народное движение. «Не черная сотня, а черные миллионы», - восклицал в «Новом Времени» А. А. Столыпин. Это поняли и более вдумчивые сторонники революции; в «Русском Богатстве» С. Елпатьевский указывал, что человек с низов «остался человеком старой любви к отечеству и народной гордости… старое мировоззрение, складывавшееся столетиями, не устраняется из жизни сразу ни бомбами, ни прокламациями, ни японскими снарядами. И здесь, в Петербурге, пусть люди не празднуют еще победы!.. Победы еще нет… темный человек стоит на распутье русских дорог и колеблется, куда ему идти…»

«Киевлянин» 19 октября писал: «Кровь несчастных жертв, весь ужас стихийного разгула - падает на голову тех безумцев, которые вызвали взрыв и так безумно оскорбили народную святыню… Не говорите, что русский народ - раб. Это великий и любящий народ. Вы не понимаете его веры, вы не понимаете его любви, как он не понимает вас. Но вы заставили его понять, что значит революционное насилие, вы заставили его понять, что вы предаете поруганию его святейшие верования. И его ненависть против оскорбителей разразилась в погроме евреев, которых он счел вашими соучастниками».

В Москве 20 октября происходили грандиозные похороны Баумана - безвестного ветеринара-социалиста, которого 18 октября убил железным ломом мастеровой Михалин, бросившийся на «человека с красным флагом». Это был смотр революционных сил и первые в России «гражданские похороны». Стотысячная толпа с пением «Марсельезы» и «Похоронного марша» двигалась рядами, с несчетными красными флагами; порядок поддерживали боевые дружины. Но с тротуаров за шествием следили враждебные группы, и революционеры чувствовали себя неспокойно. На обратном пути, уже вечером, дружинникам в неосвещенной улице у манежа почудилась засада «черной сотни», и они открыли огонь. Помещавшиеся в манеже казаки, решив, что на них нападают, выскочили из здания и начали отвечать залпами. Дружинники рассеялись; было 6 убитых и около сотни раненых.

Власти во время этих событий как будто и не было. Столкновения происходили между толпами, а не с войсками или полицией. Только в Минске (18 октября) солдаты стреляли в наступавших на них демонстрантов. Зато в Петербурге, в самом центре, народной толпе - ни левой, ни правой - не дали вообще овладеть улицей. 18 октября, когда толпа пыталась освободить студентов, задержанных в здании Технологического института в связи с взрывом бомбы, брошенной в казачий патруль, военное начальство энергичными мерами рассеяло нападавших. Семеновский полк, которым командовал энергичный и мужественный человек, полковник Г. А. Мин, выстроился на Загородном проспекте и одним своим присутствием в корне пресек революционные поползновения.97 В Петербурге поэтому число жертв было гораздо меньше, чем в других городах. Совет рабочих депутатов захотел было по московскому примеру устроить «похороны жертв», но Л. Ф. Трепов ответил объявлением о том, что «когда одна часть населения готова с оружием в руках восстать против действий другой части», такие шествия допущены быть не могут - и Совет, по предложению «самого» Троцкого, постановил отменить демонстрацию.

Забастовка прекратилась; уличные волнения затихли; и дней через пять после издания манифеста 17 октября стало, наконец, возможно отдать себе отчет в совершившемся. Преобладало впечатление: освободительное движение одержало большую победу. «Начальство ушло», как выразился В. В. Розанов. Грань между запретным и дозволенным стерлась. Революционные партии собирались открыто, обсуждали вопросы о пропаганде в войсках и о вооруженном восстании. Цензура совершенно отпала, и одна за другою стали появляться газеты крайних партий. «Новое Время» устами Меньшикова прославляло «борцов за свободу». Синод постановил осудить послание митрополита Владимира, призывавшее народ к борьбе с крамолой. Вышло в отставку восемь министров и главноуправляющих98 - не столько из-за несоответствия «новому курсу», сколько для того, чтобы освободить места для кандидатов графа Витте; было добавочно создано новое министерство торговли. Д. Ф. Трепов переменил должность петербургского генерал-губернатора на менее видный, но особо ответственный в эти дни пост дворцового коменданта, ведающего личной безопасностью государя и царской семьи.

Манифест 17 октября создал совершенно новое положение. Он раздробил единый революционный поток на отдельные, порою сталкивающиеся струи; он пробудил народные силы, верные царской власти, воочию показав им, насколько положение серьезно. В момент его издания даже справа его критиковали только очень немногие.

Но первые же дни зато показали полное крушение того человека, в котором многие готовы были видеть спасителя России: граф Витте жестоко ошибся во всех своих расчетах.