Царствование императора Николая II

На следующий день П. А. Столыпин созвал частное совещание министров и рассказал о своей аудиенции у государя. Большинство министров молчало, видя по настроению премьера, что пытаться переубедить его бесполезно. А. В. Кривошеин и государственный контролер П. А. Харитонов пробовали указать, что для положения самого Столыпина был бы желателен более примирительный исход в вопросе о Дурново и Трепове. На это Столыпин резко ответил: «Пусть ищут смягчения те, кто дорожит своим положением, а я нахожу и честнее, и достойнее просто отойти совершенно в сторону, если только еще приходится поддерживать свое личное положение».

После ухода остальных министров В. Н. Коковцов, в свою очередь, высказал сомнение в желательности намеченных мер: едва ли и Дума будет довольна; во всяком случае, над законодательным порядком будет произведено насилие, а его вообще не прощают. Еще сомнительнее требовать от государя, чтобы он карал тех, кого сам принял в аудиенции. Коковцов советовал провести закон нормальным путем, вторично внеся его в законодательные учреждения. Столыпин возразил, что у него нет «ни умения, ни желания» проделывать «такую длительную процедуру; лучше разрубить клубок разом, чем мучиться месяцами над работой разматывания клубка интриг».

Государь обдумывал свой ответ четыре дня. За это время сведения о кризисе проникли в печать. В думских кругах возмущались «интригой крайних правых». Л. Тихомиров прислал Столыпину телеграмму: «приношу дань глубокого уважения до конца стойкому защитнику национальных интересов». Из Западного края получались резкие протесты против решения Г. совета. Оппозиционная печать держалась выжидательно. 8 марта в окне у известного петербургского фотографа Дациаро появился портрет В. Н. Коковцова с подписью: «Председатель Совета министров»; на следующий день его убрали…

Императрица Мария Феодоровна и некоторые великие князья убеждали государя согласиться на все условия Столыпина.

10 марта П. А. Столыпин был наконец снова вызван в Царское Село. Государь подписал указ о перерыве сессии палат от 12 по 14 марта и поручил председателю Г. совета объявить П. Н. Дурново и В. Ф. Трепову его повеление выехать из столицы и до конца года не посещать заседаний Г. совета.172 Государь предпочел совершить действия, справедливость и даже законность которых ему представлялась сомнительной, чтобы только не лишиться П. А. Столыпина. Это ярко свидетельствует о том, как высоко он ценил его заслуги. «Неслыханный триумф Столыпина», писал (12.III) в своем дневнике гр. А. А. Бобринский.

Как только (12 марта) был опубликован указ о перерыве сессии, в обществе началось сильное волнение. Представители октябристов явились к премьеру и решительно заявили, что для них такое искусственное применение ст. 87-й абсолютно неприемлемо. П. А. Столыпин ответил, что это, конечно, известный «нажим на закон», но что проект будет проведен в думской редакции: все происшедшее - решительная победа над «реакционным заговором»; Г.думе совершенно не о чем беспокоиться. После этого П. А. Столыпин, в сознании одержанной победы, в самом бодром настроении уехал на несколько дней отдыхать в имение своей дочери. Вернувшись, он уже застал совершенно иную обстановку…

Когда 14 марта был действительно издан по 87-й ст. закон о западном земстве, общее впечатление можно было выразить словами: «так играть законом нельзя». Эта формальная, правовая сторона происшедшего затмила все остальное.

А. И. Гучков из протеста сложил с себя звание председателя Думы и уехал в долгое путешествие на Д. Восток. Несколько думских фракций внесли запросы о «нарушении Основных Законов». Правые были крайне раздражены репрессиями против Дурново и Трепова. «Возмущению Петербурга нет границ», - отмечал (14.III) в своем дневнике гр. А. А. Бобринский, добавляя по адресу Столыпина: «имел такую исключительно удачную партию на руках и так глупо профершпилился!» Л. Тихомиров, только что приветствовавший Столыпина, когда ожидалась его отставка, теперь писал: «Столыпин решился взять рекорд глупости… Хорош заговор! Все программы монархических союзов требуют восстановления самодержавия… Какой же тут заговор? Множество лиц, при всех аудиенциях, единолично и в депутациях, просили государя изменить учреждение 1906 г. Какие тут окольные пути! Не ожидал я, чтобы Столыпин в пылу борьбы мог унизиться до явно лживого доноса…»

В первом же заседании Г.думы, 15 марта, обсуждались запросы о 87-й статье. «К нам обращаются с искусительным предложением, - говорил октябрист С. И. Шидловский. - Раз мы стоим на почве законности, мы не должны отделять себя от Верхней Палаты… Смешно и трагично, что лица, руководящие русской политикой, настолько неосведомлены, что они считают возможным найти в Думе поддержку для грубых правонарушений».