П. Н. Дурново далее предсказывает такой ход событий, если бы дело дошло до войны: Россия, Франция и Англия с одной стороны, Германия, Австрия и Турция с другой. Италия на стороне Германии не выступит: она даже может присоединиться к противогерманской коалиции, «если жребий склонится в ее пользу». Румыния также будет колебаться, «пока не склонятся весы счастья». Сербия и Черногория будут против Австрии, Болгария - против Сербии. Участие других государств «явится случайностью», хотя Америка и Япония враждебны Германии и на ее стороне, во всяком случае, не выступят.
«Главная тяжесть войны выпадет на нашу долю. Роль тарана, пробивающего толщу немецкой обороны, достанется нам… Война эта чревата для нас огромными трудностями и не может оказаться триумфальным шествием в Берлин. Неизбежны и военные неудачи - будем надеяться, частичные, - неизбежными окажутся и те или другие недочеты в нашем снабжении… При исключительной нервности нашего общества этим обстоятельствам будет придано преувеличенное значение… Начнется с того, что все неудачи будут приписываться правительству. Б законодательных учреждениях начнется яростная кампания против него… В стране начнутся революционные выступления… Армия, лишившаяся наиболеее надежного кадрового состава, охваченная в большей части стихийно общим крестьянским стремлением к земле, окажется слишком деморализованной, чтобы послужить оплотом законности и порядка. Законодательные учреждения и лишенные авторитета в глазах населения оппозиционно-интеллигентские партии будут не в силах сдержать расходившиеся народные волны, ими же поднятые, и Россия будет ввергнута в беспросветную анархию, исход которой не поддается даже предвидению».
Нарисовав эту мрачную картину, П. Н. Дурново заключал: «Тройственное согласие - комбинация искусственная, и будущее принадлежит не ей, а несравненно более жизненному тесному сближению России, Германии, примиренной с нею Франции и связанной с Россией строго оборонительным союзом Японии… При том само собой разумеется, - добавлял П. Н. Дурново, - что и Германия должна пойти навстречу нашим стремлениям… и выработать совместно с нами… условия нашего с нею сожительства».
Нет сведений о том, как отнесся к этой записке гоеударь. Быть может, она явилась запоздалой. Во всяком случае, в Германии в это время не замечалось никакого желания «пойти навстречу».
В Германии сложилось убеждение в непреодолимой враждебности России. Этому способствовал в известной мере тон русской печати (хотя на печать германские послы жаловались еще при Александре III); этому сильно содействовала та демагогическая кампания, которая велась в России по поводу возобновления русско-германского торгового договора.
Договор, заключенный в 1904 г. (срок его истекал в 1916 г.), несомненно, был для России менее выгодным, нежели договор 1894 г.: таможенные ставки на русские сельскохозяйственные продукты были значительно повышены. При всем том Германия была не только главным поставщиком, но и лучшим клиентом России, русский вывоз в Германию превышал полмиллиарда рублей, баланс все время оставался активным в пользу России.212
Гр. Коковцов в своих мемуарах отмечает, что А. В. Кривошеин разослал по поводу подготовки торгового договора циркуляр, как бы призывающий земства, торговые палаты и т. д. к антигерманской кампании. Может быть, с точки зрения торга при заключении договора такая тактика имела известный смысл - можно было добиваться более выгодных условий, ссылаясь на общественное мнение, - но в напряженной обстановке 1914 г. это способствовало тому, что в Германии укрепилось мнение: «Наше дело в России проиграно, нам остается только вооружаться и затем, уповая на Бога, ждать, пока на нас нападут…"213 А от «ждать нападения» до «предупредить нападение» - один шаг…Представление о том, будто Россия готовится напасть на Германию, подогревалось в германском обществе сенсационными сообщениями о французском займе на постройку стратегических железных дорог, заключенном в начале 1914 г., о какой-то «военной партии» при русском дворе, причем в нее обычно зачислялись «великие князья» без более точного обозначения…
Создание такого неверного представления о русских намерениях немало содействовало позиции германских правящих кругов, начиная с императора Вильгельма II (канцлер Бетман-Гольвиг и некоторые дипломаты, в частности посол в Петербурге гр. Пурталес, видимо, не вполне разделяли эти антирусские предубеждения). Что касается германской печати, то в вопросах внешней политики она всегда была несравненно «послушнее» указаниям «сверху», нежели «из принципа» оппозиционная русская печать.