Государь, всегда отличавшийся исключительной выдержкой, сохранял и теперь внешнее спокойствие; но он предчувствовал беду. Впервые после поражения при Сольдау, затем несколько раз во время отступления 1915 г., «старое сердце» - как он называл это в письмах государыне - давало себя знать. Так и в эти дни: 26 февраля он писал: «Сегодня утром во время службы я почувствовал мучительную боль в груди, продолжавшуюся четверть часа. Я едва выстоял, и лоб мой покрылся каплями пота».
Всю ночь с 26 на 27 февраля командующий войсками ген. Хабалов и военный министр ген. Беляев получали тревожные сообщения из казарм. Слухи проверялись и оказывались ложными; им уже переставали верить, когда они получили страшное подтверждение: в 7 ч. утра восстал запасной батальон Волынского
полка. Унтер-офицер Кирпичников (сын профессора, студент, призванный в армию в 1915 г.) ночью собрал солдат и убедил их восстать против «самодержавия»; когда наутро в казармы прибыл начальник учебной команды капитан Лашкевич, то солдаты отказались повиноваться, убили его и высыпали толпой на улицу.Для солдат «выступление» было много страшнее, чем для рабочих: «Вы вернетесь к себе домой, а мы под расстрел», - говорили солдаты рабочим-агитаторам, которые звали их на демонстрации. Выйдя с оружием на улицу, солдаты знали, что совершили преступление и что только успех может обеспечить им безнаказанность.
Утром, кроме волынцев, восстали еще и павловцы (их призывали спасти арестованных товарищей), а также литовцы. Вся Выборгская сторона была уже во власти рабочих. Через Литейный мост революционные толпы перешли на левый берег Невы, где они встретились и слились в одну массу с восставшими полками.
Ген. Хабалов и ген. Беляев стали спешно вызывать более надежные воинские части для защиты центра города. Отряд около 1000 человек под командой полк. л.-гв. Преображенского полка А. П. Кутепова был двинут в сторону очага восстания, но ему не удалось проникнуть дальше Кирочной улицы. Огромное большинство войск считалось ненадежным, и их предпочитали оставлять в казармах.
К середине дня восставшие овладели почти всей правобережной частью города, а также Литейной и Рождественской частями. В их же руках были южные рабочие кварталы. На Невском слышалась беспорядочная стрельба. Таврический дворец, в котором обычно заседала Г. дума, оказался в районе, захваченном восставшими.
С утра в здании Г. думы собралось довольно много депутатов. Так как газет не было, большинство еще не слышало о перерыве сессии. Начались частные совещания. Никто не знал в точности, что происходит: говорили о солдатских бунтах. Настроение было подавленное. «Словесная борьба кончилась… - отмечает Шульгин. - Она не предотвратила революции… А, может быть, даже ее ускорила».
Совещание депутатов признало, что Г.дума, ввиду перерыва сессии, заседать не может, но решено было пока не расходиться и ждать событий. Был образован «Временный комитет» из представителей фракций блока и крайних левых. В это время толпа, достигшая Таврического дворца, ворвалась во двор и проникла внутрь здания. «С первого же мгновения этого потопа отвращение залило мою душу. Пулеметов - вот чего мне хотелось. Ибо я чувствовал, что только язык пулеметов доступен уличной толпе», - пишет Шульгин и констатирует: «С этой минуты Г. дума, собственно говоря, перестала существовать».
Но если Г.дума уже 27 февраля перестала существовать как реальная величина - ее имя оказалось весьма сильным орудием в руках революционных сил. От имени Временного комитета по всей стране рассылались телеграммы, изображавшие положение в совершенно искаженном виде.
Рабочая группа Военно-промышленного комитета, освобожденная из тюрьмы «Кресты» революционной толпой, тотчас отправилась в здание Г. думы и там, вместе с депутатами-социалистами и несколькими представителями крайних левых партий, образовала первый"Исполнительный комитет Совета рабочих депутатов». По всем заводам были разосланы «верныелюди»; рабочим предлагалось немедленно произвести выборы в Совет (по одному делегату на тысячу рабочих), заседание которого назначалось на 7 час. вечера. Этот «самочинный» исполнительный комитет принял еще одно важное практическое решение: сообразив, что восставшие солдаты скоро почувствуют голод и жажду, комитет тотчас же занялся реквизициями запасов продовольствия для «революционной армии»; Таврический дворец превращался не только в боевой штаб, но и в питательный пункт
. Это сразу создавало практическую связь между «Советом» и солдатской массой.К наступлению темноты власти еще владели мостами через Неву (кроме Литейного), но на левом берегу не было сплошного заградительного кордона - от окраин к центру продвигались толпы. Слышалась стрельба из ружей и пулеметов.