Царствование императора Николая II

Государь неоднократно выезжал к войскам, отправляющимся на фронт; он за 1904 г. буквально исколесил Россию, считая своим долгом проводить тех, кто шел умирать за родину. Он также навещал судостроительные заводы, где спешно заканчивались корабли 2-й Тихоокеанской эскадры. Новый министр финансов В. Н. Коковцов (назначенный в первые дни войны) успешно выпускал внешние займы на французском и отчасти на германском рынке для покрытия военных расходов, не вводя новых налогов и сохраняя свободный размен банковых билетов на золото. Провозоспособность Сибирской дороги летом возросла вдвое – до восьми пар поездов в день.

Глухая агитация против войны велась на верхах из ближайшего окружения С. Ю. Витте. Бывший министр финансов упорно твердил, что России Маньчжурия не нужна, что война – результат интриг «Безобразовых», и прямо заявлял, что не желает победы России, – не только в письмах к А. Н. Куропаткину, с которым сохранил приятельские отношения, но и в беседе с германским канцлером Бюловом. «Как политик, – говорил Витте в начале июля 1904 г., – я боюсь быстрых и блестящих русских успехов; они бы сделали руководящие Санкт-Петербургские круги слишком заносчивыми… России следует еще испытать несколько военных неудач».

* * *

3 июня молодой финский швед, сын сенатора Евгений Шауман выстрелами из револьвера смертельно ранил финляндского генерал-губернатора Н. И. Бобрикова и тут же покончил с собой. Государь болезненно ощутил утрату человека, шесть с лишним лет проводившего в жизнь его веления. «Огромная, труднозаменимая потеря», – отметил он в своем дневнике. Преемником генерала Бобрикова был назначен харьковский губернатор князь И. М. Оболенский.

На шесть недель позже, 15 июля, был убит министр внутренних дел В. К. Плеве, взрывом бомбы Е. Сазонова, разнесшей в щепы его карету, убившей кучера и ранившей десять человек, в том числе трехлетнюю девочку. Это было выступление боевой организации социалистов-революционеров, уже давно «охотившейся» за министром.

Смерть Плеве произвела огромное впечатление. «Строго посещает нас Господь гневом Своим», – писал государь. Среди интеллигенции радость была всеобщей. Оппозиционные круги молчали: то, что могли сказать они, еще не было согласимо с цензурой. «Либералы и постепеновцы, несомненно, были заодно с динамитчиками в систематической вражде к В. К. Плеве и в сочувствии если не организации катастрофы, то ее результатам», – не без основания писали «Московские ведомости». Но и в правых кругах вдруг послышались голоса, отрекавшиеся от погибшего министра. Князь Мещерский первым решился выступить с осуждением политики Плеве, говоря, что в его лице «атрофирующий дух петербургской бюрократии… уничтожал в зародыше свободу инициативы и самодеятельности». «Пройдет год, и о В. К. Плеве как о государственном деятеле будут, пожалуй, помнить лишь немногие», – двусмысленно замечало «Новое время». Сурово отзывался о Плеве Л. И. Тихомиров в своем дневнике: «Все было: ум, характер, честность, деловитость, опытность… Множество людей, преданных государю, России и порядку, предлагали ему свои силы… Он всех слушал, лгал, морочил всех… Постепенно всех честных людей устранял, а сам только душил и больше ничего… Убийц ругали, – отмечает тот же Тихомиров свои впечатления от поездки по Волге, – но о самом Плеве я не слышал ни одного слова сожаления».

* * *

В Маньчжурии все еще продолжался постепенный отход русских войск к северу. Японцы наступали тремя армиями: одна – вдоль железной дороги; другая, преодолевая горные хребты, шла с востока, из Кореи; третья поддерживала между ними связь, держась ближе к той, которая шла вдоль железнодорожной линии. Четвертая высаживалась беспрепятственно в Дальнем; она предназначалась для осады Порт-Артура.

Арьергардные бои с короткими русскими контратаками (при одной из них погиб в бою генерал граф Ф. Э. Келлер) продолжались до конца июля. Под Дашичао (11 июля) русские нанесли японцам серьезный урон, но на следующий день опять отступили, следуя общему плану. Подкрепления между тем постепенно прибывали: у Ляояна готовились укрепленные позиции; там, по общему мнению, отход должен был закончиться. Сам Куропаткин не вполне был уверен, что уже настает перелом в соотношении сил, но соглашался дать бой под Ляояном.

На Квантунском полуострове японцы два месяца высаживали войска и устраивали свою базу в Дальнем; но с 12 июля они перешли в энергичное наступление, после упорных трехдневных боев завладели передовыми позициями у Лунвантана, через два дня – следующей линией на Волчьих горах; 26–27 июля они уже были в нескольких верстах от города. Начиналась осада самой крепости. Отдельные японские снаряды из осадных орудий, перелетая через гребень холмов, падали на Порт-Артурский внутренний рейд.