Царствование императора Николая II

Иначе реагировал председатель Центрального комитета Союза 17 октября А. И. Гучков. «С особым удовольствием» отметив, что Столыпин не отказывается от своего плана реформ, Гучков заявил в печати, что закон о военно-полевых судах «является жестокой необходимостью. У нас идет междоусобная война, а законы войны всегда жестоки. Для победы над революционным движением такие меры необходимы. Может быть, в Баку резня была бы предотвращена, если бы военно-полевому суду предавали лиц, захваченных с оружием… Я глубоко верю в П. А. Столыпина».

Это заявление вызвало протесты со стороны некоторых членов Союза; Д. Н. Шипов, старый умеренный либерал славянофильского оттенка, «не выдержал» и ушел из партии. Но Центральный комитет единогласно переизбрал Гучкова своим председателем, и известный историк профессор В. И. Герье горячо приветствовал выступление А. И. Гучкова.

«Я не только считаю политику репрессий по отношению к революционному движению совместимой с вполне либеральной, даже радикальной общей политикой, – писал А. И. Гучков в открытом письме князю Е. Н. Трубецкому, – но я держусь мнения, что они тесно связаны между собой, ибо только подавление террора создает нормальные условия… Если общество отречется от союза с революцией, изолирует революцию, отнимет у нее общественные симпатии, рассеет мираж успеха – революция побеждена».

П. А. Столыпину удалось разорвать заколдованный круг. До этого времени проведение реформ неизменно сопровождалось общим ослаблением власти, а принятие суровых мер знаменовало собою отказ от преобразований. Теперь нашлось правительство, которое совмещало обе задачи власти; и нашлись широкие общественные круги, которые эту необходимость поняли. В этом была несомненная историческая заслуга А. И. Гучкова и Союза 17 октября. Те основатели Союза, которые не сумели отрешиться от старых интеллигентских предубеждений, ушли в «партию мирного обновления», которая так и осталась политическим клубом, не имевшим реального значения, тогда как октябристы стали серьезной политической силой как первая в русской жизни правительственная партия: в этом и было их значение, хотя формальной связи с властью у них не было.

Более правые партии смотрели с некоторой опаской на первые шаги П. А. Столыпина и зачастую резко их критиковали, но они не отказывались содействовать власти в борьбе с революционной смутой и не переходили в этот решающий момент на роль «оппозиции справа». В обществе обозначался определенный поворот. Он сказался прежде всего на выборах в земства: почти везде проходили октябристы и более правые, кадеты теряли один уезд за другим. Многие дворянские собрания (в первую очередь – курское и московское) исключили из своей среды подписавших выборгское воззвание. На выборах в Петербургскую городскую думу (в ноябре) победили консервативные «стародумцы». Конечно, избирательное право было очень ограниченным. Но тот же состав избирателей в 1903 г. голосовал за «обновленцев». «Нужен немалый запас знаний и веры в правоту конституционной идеи, чтобы не передаться на сторону реакции», – с грустью отмечал «Вестник Европы».[125]

Изменившееся настроение ярко проявилось на инциденте с английской делегацией. Группа членов английского парламента собиралась приехать «отдать визит» Госдуме, приславшей в июле делегатов на межпарламентскую конференцию в Лондоне. (Участие в этой делегации, между прочим, спасло Ф. И. Родичева от судьбы «выборжцев».) Так как Дума была уже распущена, приезд делегации должен был превратиться в чествование Первой думы – в чествование людей, привлеченных к суду за революционное воззвание к народу. («Как они (англичане) были бы недовольны, если бы от нас поехала депутация к ирландцам и пожелала тем успеха в борьбе», – писал государь императрице Марии Феодоровне.)

Против приезда делегации начались протесты. Московская монархическая партия выступила первой, устроив 24 сентября большое собрание, принявшее резкую резолюцию против «вмешательства в русские дела». Вслед за нею выразили протест выборные ремесленного сословия. 29 сентября в том же смысле высказалась и Московская городская дума: большинством голосов октябристов и правых была принята резолюция, признававшая приезд делегации «политической демонстрацией, оскорбительной для нашего национального чувства». Даже Петербургский совет профессоров согласился чествовать делегатов только большинством 20 против 17 голосов.

Английская печать – Times, Standard, Daily Telegraph и даже либеральная Westminster Gazette – стала называть проект поездки «прискорбной ошибкой» и «безумной затеей», а организаторов – «суетливыми ничтожествами». Один за другим делегаты стали отказываться, и поездка в конце концов была отменена.