Госдума откликнулась на этот призыв и назначила заседание по вопросу о запрещении московских съездов. Министерство внутренних дел, пользуясь ст. 44-й положения о Госдуме, потребовало закрытия дверей при обсуждении этого вопроса; депутаты предпочли отложить обсуждение. Но 16 декабря, в день закрытия сессии, Дума неожиданно перешла к вопросу о съездах. П. Н. Милюков отмечал, что после 1 ноября «данный отсюда толчок разошелся по стране широкой волной», что «самые резкие предложения на общественных съездах делаются самыми правыми элементами». «Русское политическое движение приобретало снова то единство фронта, которое оно имело до 17 октября… Атмосфера насыщена электричеством, в воздухе чувствуется приближение грозы. Никто не знает, господа, где и когда грянет удар».
Правые на этот раз давали отпор. «Если в 1905 г. беспокойный тыл дал нам бесславный мир, то теперь этот беспокойный тыл создает крушение государства!» – воскликнул П. А. Сафонов, и Г. Г. Замысловский добавил: «Когда во время войны вы занимаетесь революционными митингами, правительство должно бы вас спросить: глупость это или измена?» Вопрос о съездах был принят 123 голосами против 47, при 6 воздержавшихся: если бы правые покинули зал, вместо того чтобы голосовать против, – в Думе не оказалось бы кворума…
В ночь после закрытия думской сессии – с 16 на 17 декабря – произошло событие, которое по своим последствиям может быть поставлено наравне с думскими речами 1 ноября. В особняке Ф. Ф. Юсупова был убит Распутин; его заманили туда в гости и после неудачной попытки отравления застрелили; тело было увезено на острова и сброшено с моста в полынью. В убийстве принимал участие В. М. Пуришкевич, речь которого толкнула на это дело нескольких молодых людей из высшего общества.
Уверовав в распутинскую легенду, участники убийства полагали, что они устраняют источник зла и спасают Россию и династию. На самом деле они только припечатали распутинскую легенду кровавым клеймом, укрепили и увеличили ее значение в глазах широких масс. Реакция в народе, впрочем, не всегда была тою же, что на верхах общества. Сторонний свидетель, французский посол Палеолог, со слов костромского помещика князя О. пишет, что среди крестьян стали говорить: вот был при царе человек из народа, он защищал народ против придворных, они его и убили. Это подтверждал редактор «Колокола» Скворцов, говоривший, что в народе убийство Распутина считают «дурным предзнаменованием».
Далее, убийство Распутина сразу показало, что его «влияние» было чистейшим мифом; ничего не переменилось в политике власти; не прекратились и разговоры о «темных силах», только эти силы стали искать уже
Если бы Распутин имел то значение, которое ему приписывалось, его убийство должно было успокоить страсти; произошло обратное: всем вдруг стало ясно, что дело вовсе не в «старце», и борьба разгорелась с новой силой. Именно с этого дня начали множиться слухи о заговорах среди высших представителей общества, среди офицеров гвардии. Движение теперь направлялось прямо против императорской четы: маска была сброшена. Тут еще в большей мере, чем про речь Милюкова, можно сказать: участники убийства
Государь получил телеграмму государыни об исчезновении Распутина в Ставке 18 декабря, во время совещания командующих всеми фронтами. Он немедленно выехал в Царское Село. Он понимал, что дело отнюдь не в Распутине: если вблизи престола начались убийства с «патриотическими целями», нельзя учесть, докуда дело может дойти. Опасность могла грозить и царской семье.