Царствование императора Николая II

Настроение общества, не говоря уже о широких массах, не благоприятствовало перевороту. Председатель Центрального комитета Конституционно-демократической партии П. Д. Долгоруков писал (в январе 1917 г.): «Дворцовый переворот не только нежелателен, а скорее гибелен для России, так как среди дома Романовых нет ни одного, кто бы мог заменить нашего Государя. Дворцовый переворот не может дать никого, кто явился бы общепризнанным преемником монархической власти на русском престоле». Долгоруков заключал, что переворот только превратил бы монархистов в республиканцев.

Измена бродила вокруг престола – измена, оправдывавшая себя патриотическими соображениями. Но к чести высшего общества, к чести гвардейского офицерства, можно сказать: эта измена так и не воплотилась в жизнь: очевидно, какой-то остаток монархической лояльности удерживал одурманенные умы на пороге преступления.

В конце концов только та группа, которая заранее поставила себе целью свержение императора Николая II, продолжала разрабатывать планы дворцового или военного переворота. Об этих планах рассказывал тот же А. И. Гучков: «…Я ведь не только платонически сочувствовал этим действиям, я принимал активные меры… Провести это было трудно технически… план заключался в том (я только имен называть не буду),[262] чтобы захватить по дороге между Царским Селом и Ставкой императорский поезд, вынудить отречение, затем одновременно, при посредстве воинских частей, на которые в Петрограде можно было рассчитывать, арестовать существующее правительство и затем объявить как о перевороте, так и о лицах, которые возглавят собой правительство… Надо было найти часть, которая была бы расположена для целей охраны ж. д. пути, а это было трудно». Трудности, по словам Гучкова, были не только технические: «У многих были известные принципы, верования и симпатии, для многих это представляло трагедию… требовалась с нашей стороны известная осторожность».[263]

Мягкий и приветливый по природе, государь мог быть резким и язвительным, когда это требовалось. М. В. Родзянко при одном из последних докладов стал повторять ему сплетни об «окружении государыни», о «темных силах» – государь прямо спросил его: «Что же, по-вашему, Я – первый изменник?» – и председатель Государственной думы должен был смущенно пролепетать в ответ: «Ваше величество – помазанник Божий…»

Послы союзных держав пытались на него влиять в сторону уступок блоку. М. Палеолог (25 декабря 1916 г.) несколько раз пробовал навести разговор на внутренние условия России, говорил о сомнениях «в лучших умах»… Государь ответил: «Я знаю, что в салонах Петрограда царит большое возбуждение, – и, не давая послу возразить, небрежно спросил: – А что делается с нашим приятелем, Фердинандом Болгарским?» – давая понять, что о русских делах говорить больше не намерен.

Английский посол, сэр Дж. Бьюкенен, в особой аудиенции (30 декабря) просил государя его выслушать. Государь сухо ответил: «Я слушаю». Английский посол стал говорить о «германских интригах», о «вредном влиянии Протопопова», о необходимости «заслужить доверие народа»… Государь ответил – это было в разгар кампании заговоров: «А не так ли обстоит дело, что моему народу следовало бы заслужить мое доверие?» О «влияниях» он сказал: «Вы, очевидно, думаете, что я следую чьим-то советам, выбирая своих министров; вы совершенно не правы; я их выбираю сам, без посторонней помощи… До свидания, господин посол».

* * *

Сессия Государственной думы была прервана до 12 января; но указом 5 января ее открытие было отложено до 14 февраля. Одновременно государь обратился с рескриптом к князю Н. Д. Голицыну, указывая, что первые задачи правительства – упорядочение продовольственных дел и транспорта. «Хочу верить, что деятельность Совета министров встретит помощь в среде Государственного совета и Госдумы, объединенных единодушным и горячим желанием довести войну до победы. Благожелательное, прямое и достойное отношение к законодательным установлениям Я ставлю в прямую обязанность призванных Мною к государственному служению лиц».

В январе состоялся ряд дворянских собраний. Большинство присоединилось к резолюции Дворянского съезда от 30 ноября. Исключение составило Курское дворянское собрание, которое 18 января (большинством 119 против 6 голосов) приняло адрес государю, в котором говорилось: «Смущены слабые сердца, мятутся страсти, и легковерные умы пытаются искать виновных в неудачах среди поставленного Вами правительства, в его переменах видят залог грядущего успеха… В эти черные дни присоединим ли мы наш голос» (к этим требованиям)… «Забудем ли мы заветы истории, примеры недавнего прошлого? Нет, Государь… Твоим доверием, а ничьим иным, неведомым и непостоянным, должны быть облечены призванные к верховному управлению люди…»[264] Государь ответил, что это обращение «глубоко Его тронуло».