Цаца заморская (сборник)

– Если все начнут наблюдать за ростом плодов, совхоз останется без урожая, – говорит он серьезно. И вдруг как рассмеется! – У вас ночью живот не болел? – спрашивает он, указывая на грядки с голыми кустиками. И снова смеется.

Другой бы не знаю что с нами сделал! А этот отпустил. Взял с Марки слово, как со старшей, что ноги нашей больше здесь не будет. Меня распирает гордость и душит обида. Гордость за то, что я вступилась за Марку, а обида за то, что она надувает меня, как маленькую.

– Все грядки объела, врунья, – ворчу я, сидя на досках. – Сколько, интересно, дней она «наблюдала за созреванием плода»? Нет, нельзя с ней водиться!

– Ты чего там долдонишь? – спрашивает хозяин и кладет рубанок на верстак.

– Я не долдоню. Я переживаю.

– Мала еще, – говорит он, отхлебывая из бутылки.

Я боюсь хозяина. Бабушка просила меня вокруг него не околачиваться. «Он пьяница, он может тебя побить». Все-таки надо слушаться бабушку.

– Ты куда? – останавливает меня хозяин. – Я с тобой поговорить собрался. – Он снова хлебнул из бутылки и оперся о верстак локтями. – Вот ты – сколько тебе лет?

– Семь лет и восемь месяцев.

– А приезжали такая черненькая с серо-буро-малиновым – это твои родители, да?

– У меня папа – специалист по прессам, его по телевизору показывали. И никакой он не серо-буро-малиновый.

– Подумаешь, по телевизору показывают! Велика честь! – сказал хозяин и снова принялся строгать.

Одинокие все со странностями. Взять нашу соседку Марго, проводницу поезда «Баку – Москва». Когда она в рейсе, дома тихо, а вернется – только ее и слышно: все ей мешают, на всех она орет. А зато нам с Маркой привозит из Москвы хрустящую картошку. Выдаст торжественно по пакету и скажет: «Детей бы оставила, а взрослых – всех из автомата».

После таких слов, кажется, никакая картошка в рот не полезет. Но стоит проткнуть в пакете дырочку и нюхнуть… Марка считает, что так пахнет Москва.

Мы сидим на тетушкином балконе и хрустим что есть мочи. Надо поскорей опустошить пакет. Домой с московской картошкой лучше и не показываться – сразу промывание желудка. А Марке оставить – съест. Даже если взять с нее честное слово, что не будет. Все мечтают, чтобы Марго куда-нибудь отселили. А мы с Маркой – нет. Она нам картошку возит и про Москву рассказывает. Марка говорит, что характер у тетушки не лучше, чем у Марго. Просто ей повезло, что она нашла такое сокровище. Неужели Марка по-честному думает, что она сокровище?

– Вы сдали нам комнату потому, что вам здесь одному скучно? – спрашиваю я у хозяина.

– Смотри ты, пигалица, а какие вопросы задает, – удивляется хозяин и убирает рубанок под верстак. – Больно много от вас веселья! Нет уж, не от скуки я квартирантов пускаю. Деньги коплю, ясно?

– Зачем?

– Машину хочу купить. На одной ноге далеко не ускачешь, а на машине всю страну объездить можно. Куплю машину и завяжу, – говорит хозяин и приставляет к забору пустую бутылку. – Только ты меня не выдай. Это тайна. Я тебе по пьянке проболтался.

«Лишь бы Марке не выдать, – думаю, – а бабушке я и так не скажу. Она считает, что машину покупают, чтобы безвременно скончаться. Может, и хозяин хочет безвременно скончаться?»

– Марка, как ты думаешь, зачем покупают машину? – спрашиваю я ее.

– У тебя никакого самолюбия нет. – Марка разглядывает в зеркале прыщи на лбу. – Чего пришла? Ты же на меня обиделась!

– Спросить, для чего покупают машину.

– Предки решили купить авто! – гудит Марка, не отрываясь от зеркала. – Сознавайся!

– С удовольствием бы созналась, – отвечаю с достоинством, – но у нас нет денег.

– Ну уж не говори! Твоего отца по телевизору показывают… Ладно, садись, так уж и быть.

Я вскарабкиваюсь на высокий тетушкин стул.

– Так вот, – говорит она учительским тоном, – машину покупают те, у кого денег куры не клюют.

– Ясно, – отвечаю я и представляю, как вместо проса хозяин насыплет в миску денег и бедные куры будут без толку тыкаться в них клювами.

– И кому делать нечего, – прибавляет Марка.

– Сбор инсектов – вот дело, которому вы должны посвящать досуг, – раздается голос тетушки. Она считает, что мы с Маркой страдаем от безделья.

Выйдя из кабинета, тетушка окидывает нас усталым близоруким взглядом.

– Инсекты бывают вредные и полезные, – сообщает она.

– Вредных собирать не будем, – перебивает Марка.

– А что ты понимаешь под «вредными»? – спрашивает тетушка.

– Клопы, – небрежно бросает Марка.

– Правильно. Постельные клопы – это непосредственные вредители. К ним также относятся вши трех видов и насекомые-кровопийцы: комары, слепни, москиты, муха-жигалка и блохи.

– Этих не будем, – говорит Марка.

– Но есть и такие насекомые, которые непосредственно человеку не вредят, но вредят природе.

– Зачем же тогда их природа выдумала, если они ей вредят? – пожимает плечами Марка. – Сама себе врагов придумала, а ты, человек, ее избавляй!

Тетушка ничего не отвечает на Маркин упрек в адрес природы. Она боится потерять мысль.

– Взять, к примеру, шелкопрядов! Походный и непарный шелкопряд вредят природе, а тутовый шелкопряд – помогает. На первый взгляд они похожи.

Вот и знай, кого брать, а кого оставлять в лесу как вредного!