ЦДЛ

Варварство! Это ж надо осмелиться – посягать на святыни!.. Гони его назад, дикаря! Ату его – в степи обратно. В турнусы, бурнусы и прочие тундры к эскимосам да чукчам в под-аляски, где вождей не видать даже по телевизору, а газеты из-за медленной доставки – все еще желанная бумага туалетная. Правда, указательным пальцем после нее не больно-то поуказуешь. Как ни крути, а не выдерживает сия подтирка критики снизу. С глаз долой его – в далеко от Москвы, которая слезам не верит, как, впрочем, и смех не понимает.

– А народ? – спросил сосед мой застенный. – Он-то как реагирует при этом?

– Вот официант – половой, как его раньше звали, и, надо сказать, не случайно. Раз половой – значит, из «органов». Этот сразу оценит твой юмор, если ты ему дашь на чай с коньяком, невзирая на то, что коньяк твой он у тебя и сам уворует. А не дашь – все одно донесет. Так и побежит с салфеточкой через руку. Ибо он не только тебя одного обслуживает. Ну, кого еще возьмем из народа?.. Да кого хочешь, любого его представителя национального по форме и социалистического по содержанию, который напрочь забыл и нацию свою, и форму. И давно на содержании у государства, по-прежнему тупо не понимающего юмор. Все одно загремит непочищенной пастью медведь, сам себе наступивший на ухо, будто ему на второе уже наступили. За невинную шутку здесь дают пятнадцать суток. А уж за винную – все пятнадцать лет. Вообще «15» у них чтится. Будь то пятнадцать аплодирующих публик-республик или пятнадцать суток для начала. Вот сидит выставком, чтоб поставить тебя к стенке, и судит – насколько ты остроумен. Мало кто раньше устаивал. И уж, казалось бы, перевелись смельчаки, давным-давно в землю втоптанные. Но тут мы вынуждены поблагодарить партию и правительство – ну кто, как не КГБ, создает у нас ныне героев, великомучеников, а также великих писателей и поэтов. Кто, как не он, всесильный, который и правительство может партией заключенных сделать, – нас сегодня славит и прославляет. Если, конечно, не проламывает вгорячах черепа. Бывало, сидишь и только плетешь свою ювеналову плеть. И пока еще и не думаешь ею размахивать, а тут Госбезопасность, забыв об устройстве книжных ярмарок и всемирных олимпиад, бежит сломя голову на твой огонек. И из искры раздувает пламя…

– Это коммунисты умеют, – заметил сосед из своего застенка.

– …И соответственно сама себя высекает. И битою задницей прямо-таки льется на мельницу славы твоей всемирной, всем своим многочисленным и в баню не успевшим сходить аппаратом. Это же уму непостижимо – сколько их!

– Это уж точно, – согласился сосед, – много. Союз Советских Социалистических… Лубянок, переименовавших Россию в ГУЛАГ.

– И, добавим, – сказал я, – живущим у себя на родине, в отличие от всего человечества, живущего у себя на чужбине.

– Несчастные, – пожалел их сосед мой.

– Ничего, – успокоил я его, – скоро СССР будет расшифровываться как Самое Счастливое Содружество Рабов во всемирном масштабе. Уже сегодня мир мне представляется огромным лагерным бараком, где верховодят уголовники и держат под ножами нас всех, включая и европейцев, и американцев, и африканцев, и австралийцев… Разве что Антарктида одна пока еще здесь отсутствует по причине своей малонаселенности и необжитости. Но и она – наша новая Колыма Международная – скоро зафункционирует. Истинно находка для мастеров ГУЛАГа. Так и назовут ее первый, поначалу дощатый, причал – «Находка». В память той знаменитой, на которую вступали наши родители. Так и вижу на всех языках – «Добро пожаловать!». «Белком, дорогие, велком!»…

…Жмутся обитатели Земли-барака (землянка, лагерь, барак – слова советские). Привыкают. Подыгрывают блатарям. Прислуживают. Торгуют. Выторговывают. Вкалывают на них международно и всестранно. Шлют делегации. Комплименты говорят. А блатари только трудодни их себе приписывают и заморскими посылочками закусывают. Договариваются. Уговор – дороже денег. И не понимают, что на железе надо писать договора, чтобы несподручно было потом подтираться ими.

Шустрят интеллигенты. Задабривают. Авось не в первую очередь их прикончат, а во вторую или, если повезет, в третью. Кто зад им лижет. Кто пятки им чешет (страшно любят блатари, когда им пятки чешут). Щекочут самолюбие, учась сноровке у местных чесальщиков – больших мастеров по этому делу. А кто чечеточку сбацает, как есть при фраке, аристократ. Кто просто бьет хвостом, изображая вентилятор, – новое веяние создает на всякий случай. Глядишь – и обратят внимание. И вот уже на задних цырлах несут биографию главного уголовника – иностранные его почитатели.

«И что-й-то г-г-лянец на ей больно матовый?» – «Не извольте беспокоиться – у англичан все туманное», – услужливо блеет издатель.

«Прояснить! – привычно рявкает главный пахан. – И все тут!» – «Будет сделано!»…