Цейтнот

Он встречал тот же самолет: багаж прибывших на нем пассажиров.

Глава десятая

Гостей интересовали дела градостроительные — Баку и апшеронской агломерации. Задавались вопросы, касающиеся проблем… первого города-амфибии — Нефтяных Камней, создания городского ландшафта, строительства многоэтажных зданий в городах-спутниках. Немецкие товарищи расспрашивали о принципах решения дорожных развязок, направлениях в проектировании жилых массивов с учетом климатических особенностей и местных условий, перспективном планировании и прогнозах в связи с ростом населения. Некоторые из гостей говорили немного по-русски, но это, естественно, не решило в корне проблему общения и понимания сторонами друг друга. Основная тяжесть все-таки легла на переводчицу, миловидную хрупкую девушку в модных черных вельветовых брючках фирмы «Вранглер». Звали ее Галя.

Фуад обстоятельно отвечал на вопросы, опирался на цифры, постановления, утвержденные проекты, а перед глазами его… полуразвалившийся забор… восклицательный знак — мелом… отвислые губы Зейдуллы… «До конца своей жизни будешь инвалидом. Как твой отец…»

Среди встречающих были представители горкома партии, министерства, «Интуриста». По программе через час гости должны были лететь в Мингечаур, поэтому здесь, в ресторане аэропорта, в их честь организовали небольшой банкет. Фуада выбрали тамадой.

— Дорогие гости! — сказал Фуад. — Сегодня у нас очень радостный день. Мы счастливы, что вы приехали к нам. Мы поднимаем эти бокалы за ваше здоровье, за ваше благополучие, за ваше успешное пребывание на гостеприимной земле Азербайджана.

Фуад сказал:

— Сегодня у нас очень печальный день. Наша архитектура понесла тяжкую утрату. Мы навеки прощаемся с одним из наших выдающихся мастеров зодчества, с нашим уважаемым учителем, нашим талантливым коллегой — Фуадом Салахлы…

Забарахлил, захрипел микрофон.

Они стояли на деревянном помосте, построенном этим утром. На похороны пришло много народу. Гроб утопал в цветах. На крышку гроба кто-то поставил фотографию, с которой ныне покойный Фуад Салахлы смотрел на присутствующих и весело улыбался. Рядом с гробом стояла седоволосая женщина в черном.

Микрофон налаживали на скорую руку, и он барахлил.

— …Фуад Салахлы щедро делился своими глубокими знаниями, богатым профессиональным опытом с бесчисленным множеством своих учеников-студентов, — говорил Фуад.

«Неужели эта седоволосая грузная некрасивая женщина в черном — Солмаз?! — мелькнуло в голове Фуада. — Эта убитая горем старуха — Солмаз?! Некогда изящная, приветливая, улыбчивая, милая дама… Да, конечно, она. Кто же еще? Господи, что делает время с нами, с нашими лицами! Та Солмаз и эта — один ли это человек? Или есть две Солмаз? Одна осталась там, в Прошлом, другая — здесь, в Настоящем, — вот она!»

На помост поднялся лохматый парень в рубашке с короткими рукавами, повертел в руках микрофон, потряс его, постучал по нему пальцем — звук стал чище.

Фуад говорил о научных работах покойного, о его интересных, содержательных лекциях.

— …Память о Фуаде Салахлы вечно будет жить в наших сердцах!..

Вдруг Фуад увидел в толпе Шовкю. Очевидно, тесть опоздал, так как стоял не здесь, на помосте, где ему следовало стоять, а внизу, к тому же в задних рядах. Фуад подумал, что Шовкю сделал правильно, придя на похороны Фуада Салахлы. Много лет они не общались, враждовали, но смерть велит забывать былые обиды. Еще одна мысль мелькнула в голове Фуада: интересно, как Шовкю относится к тому, что он, его зять, так превозносит заслуги его кровного врага и соперника? Не сочтет ли его похвалы в адрес Большого Фуада чрезмерными? Как бы там ни было, он не собирался «редактировать» свою речь, принижая высокие оценки покойному. В конце концов, сегодня Фуад Салахлы имел право услышать правдивые, искренние слова о себе.

Услышать?! Если бы он мог!

Фуад заключил:

— Мы никогда не забудем нашего дорогого учителя Фуада Салахлы! — И отошел от микрофона.

Духовой оркестр сыграл несколько тактов похоронного марша и смолк. К микрофону подошел ректор института, председательствующий на траурном митинге, объявил:

— Слово предоставляется одному из друзей и соратников покойного, нашему выдающемуся мастеру Шовкю Шафизаде!

Воцарилась гробовая тишина. Шовкю медленно продвигался в сторону помоста. Он шел, не замечая устремленных на него глаз, опустив голову, задумчивый, весь погруженный в себя. Так же медленно поднялся на помост, приблизился к микрофону, долго молчал. Наконец заговорил: