Цеховик. Книга 13. Тени грядущего

Он подскакивает и, затейливо извернувшись, в полёте бьёт мне со всей дури ногой в грудину. В полёте, ё-моё. Я, естественно, уворачиваюсь, ухожу в сторону и падаю на землю, в жёлтую, выжженную солнцем травку. Мог бы и не падать, но заметил там ржавые железки — кривые гвозди и другой мусор.

Каратист пролетает мимо. Прямо пародия какая-то, «Голый пистолет», твою дивизию.

— Пётр Николаевич… — морщась говорю я, пытаясь подняться.

Вообще-то, только делаю вид, что пытаюсь, а сам шарю руками по траве в поисках нужной железяки.

— … вы дурак или как? — заканчиваю я свою реплику.

— Сука, — закатывает он глаза. — Брагин, это ты дурак. Мы находимся хер знает где, в жопе какой-то, никто не знает, где ты, где я и где твой непоседливый юный друг. Ты не понимаешь, что это значит? Здесь представитель милиции, здесь представители армии и госбезопасности. Здесь так же находится чемодан с секретными материалами, полученный в результате отлично спланированной и проведённой операции.

— Да, — киваю я, — проведённой почти без потерь.

— Что значит «почти»? — настораживается девица. — А где Валерик?

— Едет в Минск, — усмехаюсь я. — В бессознательном состоянии.

— Что? — делается она похожей на гарпию.

— Да нормально с ним всё. Немножко получил по рогам. Но так, несерьёзно, лайтово. Живой и при памяти будет. Но это неточно.

Пока я несу эту чушь, пытаюсь отщёлкнуть пружинку в замке наручников.

Кто весел, тот смеётся,

Кто жаждет, тот напьётся,

Кто ищет, тот всегда найдёт…

У меня получается. Щёлк, и нету великана, щёлк, и нету таракана, наручники раскрываются. Я поднимаюсь, держа руки по-прежнему за спиной.

— Кто тут против армии⁈ — свирепо ревёт толстый прапор с оловянными от водки глазами.

Он появляется на пороге того же фургона, у которого копошится солдатик.

— Андрюха, всё нормально! — кричу я Трыне. — Ты красавчик! Успел Платонычу позвонить?

— Его не было, пришлось, по экстренному протоколу действовать…

— Молчать! — орёт Кухарь, теряя контроль над ситуацией.

— Молоток! — бросаю я.

— Вырубить этого! — приказывает Кухарь и Брюс Ли снова набрасывается на меня.

Бездарь, ты человека с зафиксированными руками и то не можешь достать, а теперь-то куда соваться? Я ловко подсекаю его и прямо в полёте бью в ухо. Он, парень, конечно, немаленький, ему этого явно недостаточно, но прежде, чем довести его до успокоения, мне приходится отвлечься на Тоню.

Она владеет техникой боя получше Брюса.

— Да у вас тут целая диверсионная ячейка, — говорю я, отбивая удар. — Влюблённая парочка Валерик и Тоня, правильно?

Барышня снова атакует, а я снова отбиваю атаку. Жалко даже вырубать-то, она же по незнанию, по глупости, то есть…

— Вот этот каратист Брюс, да? — продолжаю я. — Бывший чекист, продажный мент и два бухих свинопаса. Никого не упустил?

— Сзади!!! — кричит Трыня.

Я ухожу в сторону, резко падаю, перекувыркиваюсь и вскакиваю на ноги. Из-под удара я ухожу, но вот сам удар остановить не могу. И нетолстая ржавая труба опускается на голову Тони. Она успевает чуток защититься, но удар, всё равно, получается неслабым.

Ну, а дальше уже дело техники. Бац-бац и недоделанный Брюс, он же Гасюль, погружается в нирвану. Мент заявляет что-то типа разбирайтесь сами и поворачивает к «уазику», но Трыня делает мастерскую подсечку и старший сержант летит головой вперёд, врубаясь в диск переднего колеса.

— Ну, что, Пётр Николаевич? — усмехаюсь я. — Чем займёмся? Вы чемоданчик-то поставьте.

— Р-р-р-авняйсь! — зычно орёт прапор с порога бытовки. — Сми-р-р-р-но!

Кухарь действительно ставит чемодан на землю и достаёт из-за пояса пистолет. Я шагаю к нему ближе.

— Отойди, Брагин, — качает он головой. — Я ведь выстрелю…

— Зачем усугублять своё положение? — усмехаюсь я.

— Мне терять нечего…

— Всегда есть, что терять, Пётр Николаевич.

— Не вводи во искушение… — морщится он, делаясь похожим на сказочного хорька, научившегося человеческому языку, и глаза его как бы замерзают.

Смотри-ка, решительный какой. И вправду ведь пальнёт сдуру-то…

Я стою с поднятыми руками, а он чуть наклоняется вперёд и в вытянутой руке держит ТТ, направленный мне в грудь. Я прямо вижу иллюстрацию из учебника пятьдесят лохматого года. Олдскульная классика. Ну что же, раз такое дело, то и действовать приходится по писанному…

— Талантливый вы человек, Пётр Николаевич… — начинаю я, чтобы притупить его бдительность и резко, как выстрелившая пружина, поворачиваю корпус по часовой стрелке, цепко хватаю левой его за запястье, одновременно отводя его руку и линию огня вправо вниз.

Хорёк, следуя за своей рукой, подаётся вперёд и наклоняется. Ну, а дальше мне остаётся только ещё поддёрнуть его руку вперёд и, поворачивая по часовой стрелке, провести болевой приём «перегибание в локте с помощью плеча сверху».

В результате мы падаем на землю, он оказывается подо мной, уткнувшись в пыль и вытоптанную траву лицом, а я, соответственно, на нём. Выкручиваю пистолет. Он воет и чуть трепыхается и даже, прежде чем выпустить пушку из руки, успевает нажать на спуск. Бах!

Твою дивизию!