Цеховик. Книга 14. Воин света

Кто-то вытаскивает водителя из машины и резкий протяжный звук смолкает. Рядом с Фериком сидит белый как стена Джон.

— Гамарджоба, генацвале, — киваю я, не глядя на него.

Я отвожу Злобина на шаг в сторону.

— Леонид Юрьевич, Ферика надо в Склиф везти на вертолёте. На машине не доедет, видели, в каком он состоянии?

— Хочешь его спасти?

— Хочу, — признаюсь я.

Ферика аккуратно вытаскивают из машины, накладывают повязку и укладывают на носилки. Его затаскивают в вертолёт, и я впрыгиваю чрево этого летающего зверя вслед за ним.

Он находит меня взглядом и чуть улыбается., приподнимает руку, и я вкладываю в неё свою ладонь. Он легко сжимает её.

— Когда-то, — хрипит он, — я приходил к тебе в больницу, а теперь ты…

— Всё будет хорошо, пытаюсь подбодрить его я.

— Позаботься… — говорит он и в грохоте и шуме я скорее догадываюсь, о чём он говорит. — Позаботься… об Айгюль…

— Да вы ещё сами о ней позаботитесь, — с фальшивым оптимизмом улыбаюсь я.

— Позаботься… — просит он.

— Не беспокойтесь, я позабочусь, — киваю я, но он отрубается и уже не слышит.

От вертолётной площадки Ферика везут в приёмный покой на каталке. Я не отстаю, бегу за ним.

— Егор… — бормочет Ферик, произнося моё имя. — Иди сюда. Иди сюда…

— Стойте, стойте! — строго останавливает меня медсестра. — Вам нельзя!

— Я родственник! — вру я, но это не помогает.

— Куда его везут? — спрашиваю я.

— В смотровую. Вы давайте-ка, не суетитесь, ждать придётся долго.

Я останавливаюсь, но когда санитары увозят Ферика и скрываются за дверями, ведущими в длинный коридор, я предпринимаю попытку пробраться туда вслед за Матчановым.

Открываю дверь и замечаю, куда его везут. Через несколько секунд каталку оставляют у стены и уходят. У стены… Значит времени катастрофически мало, похоже, сейчас его повезут дальше.

Воспользовавшись паузой, я влетаю в коридор, подхватываю с крючка на стене белый халат и лечу к Ферику. Он открывает глаза и узнаёт меня.

— Послушай, Егор… — говорит он. — Я тебе должен рассказать что-то очень и очень… важное. Да. Послушай… Когда меня взяли… помнишь… Послушай, когда меня взяли… не сейчас, а тогда… Я должен сказать, ты слышишь? Подтверди, что слышишь…

— Фархад Шарафович, — начинаю я…

И в ту же секунду появляются медбратья.

— Вам нельзя, — накидываются они на меня, но мне в этот момент совершенно плевать на все запреты и…

— Егор, послушай, наклонись, — еле говорит он. — Послушай внимательно и… Я хочу сказать. Ближе, наклонись ближе, чтобы вообще ни один человек не слышал… В общем… я скажу, как так получилось…

Он прикрывает глаза.

— Да, тихонько отвечаю я. — Я слушаю.

Но Ферик молчит. Меня оттесняют подальше и, подхватив тележку, быстро, Ферика дальше по коридору. Я не отстаю и бегу за ними.

— Егор, — хрипит Ферик, выныривая из безвременья. — Егор, подойди. Подойди, прошу… Есть… кое-что важное… Ты должен знать…

23. Поехали, твою дивизию!

— Молодой человек, дальше нельзя! — шагает навстречу строгая докторица и даже вытягивает руку, как бы отгораживаясь от меня и давая понять, что шутки закончились.

— Да… дайте нам поговорить… — хрипит Ферик. — Дайте… мне сказать.

— Дело государственной важности, — очень серьёзно заявляю я, вытаскивая из кармана удостоверение.

— Для меня делом государственной важности является жизнь пациента, — сердито отвечает она.

— Дай мне пять минут, дочка… — слабо шевелит рукой Ферик.

Она раздражённо дёргает головой, резко разворачивается и идёт прочь, бросая персоналу:

— Готовьте операционную, а этого чтобы здесь не было.

— Фархад Шарафович… — начинаю я, не зная что и говорить.

Тут, в общем-то сказать нечего, всё прозрачно и…

— Егор, ты прости меня, — тихо произносит он. — Не за то, что ослушался, за это тоже прости…

— И вы меня простите…

Твою дивизию… сентиментальный мент. Я ведь хотел, чтобы он на передачу не явился, хотел в последний момент предупредить, выдернуть его из схемы, хотел, помимо наказания лаврушников, чтобы и он урок вынес. Чтобы понял, что меня нахеривать нехорошо и безнаказанно это проходить не будет.

Я принял решение, что Ферика из всех дел вывожу. Но вот этого всего я не планировал. Стрелять, арестовывать, пускать кровь не собирался я. Планировал убрать его из схемы перед самой сделкой. И если бы он не затихарился в последние пару дней, ничего бы этого не случилось. Да только всё пошло совсем не так, не через то место пошло. Совсем не через то.

— Да… — вяло машет он рукой. — Ты вообще в праве был меня на крючьях подвесить. Гнилой я, Егор, ненадёжный. Всё за башлями гнался… Надо было слушать тебя, молодой ты, да мудрый. Не то что я, старый баран.

Он замолкает и переводит дух. Каждое слово даётся ему с большим трудом…

— На тот свет деньги с собой не возьмёшь, — чуть кивает он, облизывая пересохшие губы. — И у гроба карманов… нет…

Он закрывает глаза и некоторое время лежит, не подавая никаких признаков жизни. Каталка стоит в большом зале, ярко освещённом холодным светом флуоресцентных ламп. Лампы эти издают раздражающий и нервирующий звук, тонкий электрический звон, как зуд.