Цеховик. Книга 14. Воин света

Я сажусь на обитый дерматином и видавший виды диванчик, наклоняюсь вперёд, упираюсь локтями в колени и обхватываю голову руками. Сижу неподвижно и, наверное долго, глядя в одну, неясную, воображаемую точку перед собой.

Вокруг меня тихо и пусто. Никого. Так может, это я умираю, а не Фархад Шарафович?

Время играет со мной, выкидывает разные штуки, троллит, дурачит, смеётся… Вот и сейчас я совершенно не понимаю сколько его утекло, сколько прошло.

Я выхожу из бездумного транса, когда рядом со мной кто-то садится. Поворачиваю голову и пытаюсь поначалу вспомнить, кто этот человек. Но нет, мы с ним никогда не виделись. Наконец, до меня доходит, что это врач.

— Вы хирург? — спрашиваю я.

Он угрюмо, глядя перед собой, кивает. Будто пародирует меня.

— Оперировали Матчанова?

Он опять кивает и спрашивает:

— Вы родственник?

Врач поворачивается и хмуро на меня смотрит.

— Практически, — отвечаю я.

— Эта пуля, — говорит он, прищуриваясь и морщась, как от зубной боли. — В общем, когда извлекли, открылось кровотечение… Аорта… Пришлось…

Я отворачиваюсь, а он продолжает рассказывать про аорту, про зажимы и стежки. Я не слушаю. Вернее, слушаю, но не слышу. Удивительно, будто отрезали кусок меня…

Хирург сокрушается, видать очень хотел спасти пациента. Он ещё что-то говорит, но я встаю и, кивнув, иду к лифту… Большой, рассчитанный на четыре каталки лифт, везёт одного меня, будто посланника потустороннего мира. Хотя… а кто я такой? Я и есть посланник…

В фойе меня ждут Виктор и Алик. Приехали, пока я тут торчал. Они молча смотрят, не задавая вопросов.

— Скончался, — говорю я и выхожу на крыльцо.

Листья ещё не пожелтели, но и от радостной, полной жизни летней зелени мало что осталось. Тёмные, почти бурые, они шелестят на ветру. В воздухе разлита прохладная влага. Я ёжусь и передёргиваю плечами. Никак не привыкну к этому круговороту в природе. Круговороту плоти.

Из машины звоню Злобину, докладываю, что Ферик всё…

— Мы взяли Гию, — говорит он. — Приедешь?

— Можно, пожалуйста, завтра? Я напишу отчёт и привезу утречком. Лады?

— Лады, — соглашается он.

— А то мне ещё жену на курорт отправлять…

— У тебя всегда всё в одно время.

— Всегда — это моё политическое кредо, — невесело шучу я.

Прощаемся.

— Вить, — говорю я, передавая ему трубку, — сейчас со всей этой хернёй разберёмся и надо будет в Ташкент ехать. Думаю, ты и Толян поедете. Завтра… нет, наверное, послезавтра.

— Так я как пионер, — пожимает он плечами. — Партия сказала «надо», комсомол ответил «есть». В смысле, всегда готов. С тобой же, да?

— Нет, я с Аликом останусь, — качаю я головой, — а вы поедете за Айгюль. Надо будет её доставить сюда.

— А… — чуть подвисает он… — Ну ладно, почему нет. Привезём…

Наташка ждёт меня дома. Утром она летит в Юрмалу, под защиту друга Пуго и наших ребят. Латвия у нас под контролем, там, что называется, всё схвачено. Кагэбэшная дача, охрана и личные телохранители. От греха, лучше пусть всё переждёт на расстоянии.

Надо было, конечно, ещё вчера её отправить, да уже, честно говоря, на воду дую. Не хотелось, чтобы они имели возможность подготовиться, получив информацию заранее. Паранойя? Да. Паранойя чистой воды. Но есть из-за чего.

— Ферик умер, — говорю я.

Глаза у неё становятся большими и тёмными. Я привлекаю её к себе.

— Что случилось? — шепчет она.

— Сгорел на работе. Застрелили при попытке к бегству.

— И ты не смог… — начинает она, но я не даю ей договорить, разжимая руки и выпуская из объятий.

— Не смог, — отвечаю я чересчур резко и, помолчав, добавляю. — Извини… Просто этот вопрос я буду задавать себе до конца дней. Не смог. И это самая щадящая версия ответа. Есть и похуже.

— Будешь есть? — спрашивает она, чуть помолчав.

Есть…

— Знаешь, как ввести в ступор иностранца, плохо знающего русский?

— Как?

— Произнести при нём такой вот диалог. Есть есть? Пить есть, а есть нет…

— Что?.. — она улыбается. — Ты сам придумал?

— Нет, — вздыхаю я без тени улыбки. — Не я. Может быть, Задорнов, но не уверен. Пойдём есть, раз у нас есть, что поесть…

— Егор! Вставай! Проспали!

Я смотрю на часы.

— Не так уж сильно проспали. На пятнадцать минут всего.

— Ну, ладно я, — бегает босая Наташка, — но ты-то как умудрился? Ты же в жизни ни разу не просыпал!

— И на старуху бывает порнуха, — бормочу я откидывая одеяло. — Эх, проваляться бы весь день в постели, правда?

— Правда, правда, — соглашается безо всякого энтузиазма Наташка.

Мысли её сейчас заняты совсем другими вещами.

— Я там чайник поставила. Воду горячую отключили.

«Воду отключили» — это как Аннушка, уже пролившая масло. Сон сразу как рукой снимает. Я вскакиваю с постели и бегу в ванную. Верю, конечно, но хочу сам увидеть это чудо — отключение горячей воды прямо в день знаний. Типа авария где-то.

Если до этого момента всё было как-то… ну, типа вилами по воде писано — то ли дождик, то ли снег, то ли будет, то ли нет — то теперь сомнений не остаётся. Отсчёт пошёл. Предсказание Мурашки сбывается.