Цеховик. Книга 14. Воин света

— Надеюсь. Иначе путь незавидный. Знаете, что сказал последний из тех, кто пришёл ему на смену? Кто не жалеет о распаде СССР, у того нет сердца. А у того, кто хочет его восстановления в прежнем виде, нет головы. Как-то так. Понимаете?

— А я вот сомневаюсь. Помнишь наш разговор? Ну… тот… У тебя дома.

— Да…

— Не хочу я, чтобы он тебя послушал-послушал, взял да и закрутил гайки. Хочу, чтобы зажили мы хорошо и счастливо, понимаешь? Может, ты думаешь, что я такой стяжатель, что только о мошне и думаю. Ну, думаю, возможно. Но не только, поверь.

Попытка реабилитироваться в моих глазах. Ну-ну…

— И жить я хочу здесь, — продолжает он, — на Руси-матушке, а не на Багамах или в Майами каком-нибудь. Но я хочу, чтобы здесь, у нас было лучше, чем в Майами и Нью-Йорке. Чтоб лучше всех мест на земле. Понимаешь?

— Примерно, — киваю я.

— Ничего-то ты не понимаешь, — машет он рукой. — У тебя вся жизнь впереди и, к тому же, уже не первая. А тут… Сколько мне осталось? А если он вдруг возьмёт и гайки начнёт закручивать…

— Не должен, говорят же… ну, у нас там, — я показываю на потолок, — что он всех этих младореформаторов своими руками создал… Значит понимает, что нужны перемены. Раньше не знал к чему они приведут, а теперь-то знает же. Предупреждён, значит вооружён.

— Говорят?

— Да, говорят, впрочем, много чего говорят. Люди любят придумывать всякое…

— Ладно, философ, слушай. Ты просил информацию по Мурашкиным собрать.

Я прищуриваюсь. Уже не особенно и нужно…

— Значит так… — он передаёт мне тоненькую папочку. — В общих словах. Молодая семья, Елена Андреевна Мурашкина, урождённая Тумилович, Николай Васильевич Мурашкин, дочь Наталья Мурашкина, восемь лет. У дочери хроническое заболевание верхних дыхательных путей. Чуть больше семи месяцев назад был приступ астмы, очень серьёзный. Девочка впала в кому. Была на искусственной вентиляции, прогноз врачей был крайне неблагоприятный. В общем мать от горя чуть с ума не сошла, почитаешь, там всё написано. А потом внезапно всё прошло. Раз и всё. Девочка очнулась и даже, вроде как, нет астмы уже. Это, конечно, под вопросом, но врачи с ней бегают, как с чудом света. Она состоит на учёте в крупнейшем пульмонологическом центре. Проходит реабилитационное лечение… или как там оно… Вчера приехали из санатория, в Крыму лечились. Вот такие дела. И кто это такие? Почему потребовалось поднимать на уши целое КГБ?

Блин… получается… получается, что вот эта девочка… То есть, когда Рыбкина в неё перенеслась, то куда делась она, настоящая Наташка-Мурашка? Судя по диагнозу… Ёлки… Выходит, из-за того, что моя Наташка не перенеслась в неё, она выжила и даже выздоровела? Может такое быть? Думаю, моей Наташке от этого стане полегче…

— Егор?

— Да-да, извините. Просто… м-м-м… я слышал об этой истории, раздобыл телефон и хотел поговорить с этими Мурашкиными, а дозвониться не смог. Я думаю, нам нужно особое внимание уделять детскому здравоохранению. Я хотел у них узнать, как со стороны пациентов проходили контакты с медучреждениями. Понимаете, здесь важно, чтобы э-э-э…

Я замолкаю. Он кивает несколько раз, ожидая продолжения, а потом выдаёт:

— Не хочешь, не говори. Потом всё равно узнаю…

Интересно, он помнит, что они были на свадьбе или их не было? Или это вымазано из его памяти?

— Ладно, потом расскажу. Извините…

Всё потом…

Храм небольшой. Здесь тихо, сумрачно и спокойно. Пахнет ладаном. Косые лучи света падают на лики святых, отражаются от серебряных окладов, от позолоты. Мы с Наташкой без гостей. Даже венцы над головами держать некому.

— Ничего, — машет рукой батюшка. — Я вам их на главы возложу. Сейчас минуточку обождите и будем вас крестить. И венчать.

Вернее, один гость всё-таки есть, гостья. Айгюль. Но она не крещённая, так что от неё пользы мало. Таскаем её повсюду за собой, не зная, куда пристроить. Она в последнее время тихая, травы свои не употребляет.

На неё Витя мой поглядывает. Вот пусть её охраняет и командует ей. Глядишь и получится чего…

— Батюшка, а ничего, что сразу после крещения? — беспокоится Наташка.

— Ничего, — отмахивается он. — Кто мы такие, чтобы диктовать Ему порядки и последовательности?

Он уходит, а я, вместо подготовки к таинству, прокручиваю в голове разговор с Гурко. Час назад я его спросил, назначат ли его начальником отдела, а он ответил, что не знает. И ещё сказал, что Брежнев хочет уходить и в этот раз настроен серьёзно. Хочет, как Черненко, освободиться.

Ну, что же, я об этом думал. И, надо сказать, решение правильное… Было бы… Если бы он не решил рекомендовать вместо себя товарища Романова Григория Васильевича. И не просто решил, а начал уже работать с политбюро. Интересно, Горби знает или нет? Почему не сказал, если знает? И Андропов. Наверное, им не говорят… Романов если сядет на трон, то надолго, Горбачёву тогда ловить нечего… А Андропову — и подавно.