Цеховик. Книга 4. Подпольная империя

— Ешь-ешь, — как бы шутит он, — а то неизвестно удастся ли ещё когда-нибудь. Хоть сходняк в кабаке будет, жрать не придётся по-любому. Ты смотри, там не говори ничего, пока не спросят. Думаю, к тебе вопросов не будет, вообще-то.

А зачем же ты меня с собой тянул, если вопросов не будет?

— Да мне и сказать-то нечего, я же на твоём акте превышения самообороны не присутствовал.

— Ну-ну, нечего, — усмехается он. — В общем, молчи, а чего спросят говори коротко и по делу.

— Лады, — киваю я и делаю глоток кофе.

Через два часа мы выезжаем в Крылатское к ресторану «Самарканд». Машина закреплена за нами, так что можем ездить куда хотим. Москва ждёт гостей, хотя обстановка как всегда — санкции, бойкоты и вся вот эта хрень. Ничего в этом мире не меняется, но я-то знаю, Олимпиада пройдёт и пройдёт отлично.

Повсюду видны транспаранты с Мишками и стилизованной под беговые дорожки Спасской башней. Кстати, очень удачная эмблема, надо сказать. И Москва сразу узнаётся и спорт, как говорится, на лицо.

«Спорт, Мир, Дружба!», «Продолжим эстафету прославленных олимпийцев!», «К вершинам спортивной доблести!»

Из радиоприёмника несётся бодрый голос Тыниса Мяги:

Реет в вышине
И зовёт олимпийский огонь золотой,
Будет земля счастливой
И молодой…

Вспоминаю, отцовского одноклассника дядю Володю, с которым они ходили в городскую баню. Он работал журналистом на областном радио и был очень весёлым. Меня иногда брали с собой, хоть в детстве я баню и не любил. Они выпивали по стопочке после омовений и болтали. Володя много шутил и, помню, называл Тыниса Мяги пенисом мягким. Мне было смешно, но надо было сохранять серьёзное лицо и делать вид, что до меня не доходит.

Нужно сделать всё,
Чтоб вовек олимпийский огонь не погас,
Солнце стартует в небе,
Как в первый раз…

Я тоже стартую, как в первый раз, хоть пока и не в небе, а на воровской сходке. Но оттуда до неба дорога может оказаться очень короткой. Для нашего празднования, типа дня рождения, снят отдельный кабинет. Всё правильно, всё по законам жанра.

Сегодня лучше и добрей, и добрей, и добрей,
Станет всё человечество,
В спорте есть соперники,
В спорте нет врагов…

Перед входом в кабинет нас прощупывают и обхлопывают здоровые бугаи, так что на какой-то момент начинает казаться, что будущее уже наступило. Им бы ещё цепи в палец толщиной поверх футболок и пиджаки, необязательно даже малиновые…

Мы приезжаем к назначенному времени, но главные действующие лица уже здесь. Их немного, но авторитет у каждого многотонный, так что решение по Цвету они примут легко. Вполне возможно, что они заседают уже давно и первую часть посвятили другим делам, а нас, вернее Цвета, оставили на сладкое. Правилка на десерт.

Он не особо волнуется, поскольку судить сегодня будет Ферик, а он настоящий академик и пообещал поддержку. Так что, даже если оба остальных участника будут настроены категорически, он сможет их переубедить, надавить, настоять. Ну, в общем, как бы дело в шляпе, но правила должны быть соблюдены.

Немного непонятно, какая у меня роль во всём этом представлении и зачем было меня тащить на эти разборки. Я вообще не из их мира, так что мне сюда дорога заказана, по идее. Ну, ладно, посмотрим. Вечер в хату, как говорится, часик в радость.

Мы входим в кабинет. Стены покрыты узбекским орнаментом, но выглядит это слабовато. По всему видать, заведение не высшего уровня, хотя стол ломится от угощений. Плов, разумеется, ещё что-то из еды и водка. Впрочем, никто не ест и не пьёт, всё это лишь для антуража, похоже. Ворам не до еды, решают важные вопросы.

Все присутствующие обращают на нас взгляды. Тяжёлые, пронизывающие, недружелюбные. Предчувствие у меня не очень. Врождённая и годами натренированная ментовская чуйка посылает сигналы, и сигналы эти не самые приятные. Беги, говорит она, беги, Егор… Да вот только бежать уже некуда.

— Привет честной компании, — без улыбки говорит Цвет.

Его прожигают холодные отчуждённый взгляды. Возможно, что-то пошло не так… Скоро уже узнаем

29. Контуры великой империи

Цвет держится спокойно, демонстрируя уверенность и правоту. Собаке нельзя показывать, что боишься, вору — тоже.

— Здравствуй, Паша, — кивает Фархад Шарафович. — Присаживайся.

На меня он внимания не обращает, поэтому, когда Цвет садится к столу, я остаюсь стоять, как неприкаянный. Блин, а какого хрена вообще? Зачем было меня тащить сюда? Чтобы я поработал декорацией? Белиберда какая-то.

Ладно, Ферик, допустим хотел со мной поговорить. Но разговор явно не здесь и не сейчас состоится. Цвет же так мне и не объяснил, зачем потащил с собой. Как свидетеля своей невиновности? Смешно. Да и кто вообще меня слушать будет?