Цеховик. Книга 8. Запах денег

Кажется, не так давно я здесь был в последний раз, но чувство такое, как если бы целая вечность прошла, и будто я вернулся сюда из далёкого будущего, успев в нём напрочь забыть и запах, и ощущения настоящей жизни. Эх, если бы можно было навсегда остаться в счастливом настоящем…

Гена выскакивает в прихожую в армейских тёмно-синих трусах и растянутой майке.

— Это вы что ли? — щурится он спросонья. — Чё так рано? Привет, доча… Ну давайте… Заходите…

Он обнимает Наташку, прижимает её голову, чмокает в макушку, а меня легонько хлопает по шее.

— Ну, приехали, значит… Так это… Сейчас чаёк организуем.

— Дядя Гена, вы тут с Натальей сами давайте. Я к своим пойду, а потом увидимся, попозже. На Новый год к нам приходите.

Я иду домой. Поднимаюсь по лестнице и подхожу к двери. Радж слышит. Он не лает, но я очень хорошо его представляю, словно вижу сквозь дверь. Топчется на месте, пыхтит, обнюхивает, царапает в нетерпении дерматин, молотит хвостом, выговаривает, воу-оу-оу и, наконец, разражается лаем, устраивая переполох.

Открываю дверь и оказываюсь дома. Пёс с ума сходит. Ну, иди, иди сюда, разбойник. Соскучился? Я тоже. Ну, ну, да, да. Он прыгает на меня требуя немедленной ласки, объяснений и обещаний на будущее. Ладно-ладно, что-нибудь придумаем, не переживай.

Выбегают родители. Встречи всегда радостны. Мы обнимаемся, улыбаемся, говорим какие-то глупости. Мама бежит на кухню, гремит кастрюльками и тарелками.

— Ну, сынок, как дела? — спрашивает отец. — Ты совсем, смотрю, решил в Москве обосноваться?

Я осматриваюсь. Ничего не изменилось, всё как обычно. Ёлка стоит, так же, как и год назад, не наряженная только, мандаринами пахнет. Такое чувство, будто я второй раз вхожу в одну реку…

— Не знаю пока, пап. Пробиваем с нашей бывшей первым секретарём горкома проект Скачковский. Если выгорит, буду в Москве больше бывать.

— Ещё больше? — усмехается отец. — То есть, это с фабрикой не связано?

— Да, ещё больше, и фабрика тут не при чём, ты прав.

— Ну, ты даёшь. А институт?

— Пойду второго числа. Нужно же сдать там что-то, экзамены какие-то.

Отец смеётся, смотрит на меня, любуется плодом своих былых стараний.

— Хорошо, — говорит, — что у меня таких студентов нет, я бы им рассказал, как учиться надо.

Садимся «пить чай». В моей тарелке оказываются котлеты и жареная картошка. Рядом солёные помидоры и белые грузди. И, несмотря на то, что я вроде и есть-то не хотел, я набрасываюсь на еду.

Шашлык хорошо, и люля хорошо, а домашние мамины котлетки, да солёные груздочки со сметанкой… м-м-м… лучше. Генетический код заставляет кайфовать по полной. Ну и, как результат, вместо горькой кофейной бодрости я чувствую сытую и удовлетворённую усталость, расслабленность и непреодолимое желание вздремнуть минут шестьсот.

Но голыми руками меня не возьмёшь. Вместо постели я иду в ванную, встаю под контрастные горячие и холодные струи душа, умываюсь, обтираюсь и выхожу навстречу последнему дню года.

Часы показывают почти восемь. Ладно, ложиться смысла нет, да и не дадут, похоже поспать. Раздаётся звонок и мама подходит к телефону.

— Егорка, — говорит она, — прижимая трубку к груди, чтобы на том конце не было слышно. — Это тебя. Не успел приехать, уже звонят.

— Кто?

— Чурбанов какой-то, если я правильно расслышала.

Я беру трубку.

— Здрасте, Юрий Михайлович. Вы чего не спите в четыре утра?

— Это у тебя утра, — усмехается он, — а у меня вечера. Так, ты почему улетел, не заехал?

— Так мы же договорились, что до Нового года…

— Это раньше было, до вашего возвращения.

Коньяк, по голосу чувствую. Наш, «французский», сто процентов.

— Ты когда теперь возвращаешься? — спрашивает он.

— Я же вот, как раз, только что вернулся.

— Нет, в Москву.

— Мне экзамены надо сдать в институте, — говорю я. — Пару дней-то это займёт, не меньше. Я ж вообще весь семестр в альма-матер не появлялся.

— Это ничего, это мы поможем. Леонид Ильич про тебя спрашивал.

— Не может быть, что спрашивал?

Неужто Белла доложила о моём выступлении Медунову?

— Не забыл ли я про орден? — смеётся он. — Понял?

— Так вы меня на вручение вызываете? — тоже смеюсь я.

— Нет, не на вручение, — делается он серьёзным. — У нас тут процесс пошёл потихоньку. Но об этом мы сейчас говорить не будем.

— Понял.

— Мне надо с тобой и твоим товарищем с тёмной стороны организационные моменты некоторые решить. И лучше не затягивать. Мы можем и без тебя, конечно, но лучше, чтобы сразу все заинтересованные. Ладно. Почему из Геленджика сбежали? Скучно стало?

Да уж, от скуки чуть не умерли.

— Галина Леонидовна сказала, что не хочет оставаться. Подробности не знаю, я немного отвлёкся от отдыха на дела и проворонил ключевые моменты.

— От отдыха отвлёкся? — смеётся Чурбанов. — У тебя трудовая зависимость.

— Нет, Юрий Михайлович, просто все проблемы, которые решать приходится, экзистенциальные.

— Смотрите, грамотный какой, — усмехается он. — Активист-экзистенциалист. Юный философ. Ладно, о философии в другой раз поговорим. Не задерживайся там.