Цеховик. Книга 8. Запах денег

Когда мы заходим, Цвет читает старую книгу в обтрёпанной обложке. Ни автора, ни названия не разобрать. Увидев нас, он откладывает её, укладывая развёрнутой на колени, обложкой кверху.

— А, — говорит он. — Пришли всё-таки.

— Здорово, — улыбаюсь я. — Ну как ты тут? Не выздоровел ещё?

— Лежу, отдуваюсь за тебя, — качает он головой.

— Он за тебя тоже лежал, — пожимает плечами Ферик и садится на стул рядом с кроватью.

Палата у Цвета небольшая, рассчитанная на двух пациентов. Но вторая койка свободна. В помещении светло и даже как-то уютно, несмотря на то, что это больница и никуда от этого не денешься.

— Ну, что же, брат, — улыбаюсь я, — теперь мы с тобой повязаны, можно сказать, кровными узами, да?

Я беру книжку с его колен и открываю титульный лист. Макиавелли Н. Сочинения. Ленинград 1934.

— Просвещаешься, государь? — хмыкаю я.

Он забирает книгу из моих рук, кладёт обратно и вопросительно кивает:

— Чего Ирку не привёл?

— Негоже своих девиц раздавать, — отвечаю я. — Да же, Фархад Шарафович?

Тот хитро улыбается и меняет тему.

— Что врачи говорят? — спрашивает он.

— Говорят, ещё неделю тут торчать, — недовольно отвечает Цвет. — Лежать я и в другом месте мог бы. С б о льшим удовольствием.

— Ничего. Здесь под присмотром зато.

— Это и настораживает, что под присмотром-то, — хмыкает Паша Цвет. — Чё там творится-то? Раскололи менты стрелка?

— Не знаю пока, ближе к вечеру, надеюсь, выясню что-нибудь, — отвечаю я. — А у меня пока вот какой вопрос есть, господа воротилы теневого бизнеса.

— Как скажет же, — качает головой Ферик. — молодой, а уже такой грамотный и мудрый.

— Нет Фархад Шарафович, никого мудрее вас мы с Павлом ещё не встречали. Правильно я говорю?

Цвет молча кивает.

— Я вот, что хотел с вами обсудить, — продолжаю я. — Геленджик и Сочи. Да и всё остальное побережье. Гагры тоже можно иметь в виду, если двигаться в ту сторону. Думаю, не стоит упоминать, что регион ключевой с точки зрения получения нетрудовых доходов и реализации различных контрабандных и контрафактных товаров народного потребления. Туристы, иностранные туристы, море, торговые суда, скопление советских граждан. Мечта незаконного предпринимателя.

— Тесно там, — пожимает плечами Цвет и морщится от боли. — И сезонность. Мы на своей территории не меньше зарабатываем и безо всякой конкуренции.

— Но это одна из важнейших точек на карте нашей необъятной Родины, — возражаю я. — Пока мы её не контролируем, нашему авторитету всегда будет чего-то недоставать. Как жемчужины в короне. К тому же наша территория огромна, а зарабатываем столько же, как на этом клочке земли?

— Сколько мы зарабатываем сравнить трудно. Но легко заранее понять, что легко нам зайти на Юга не дадут. Нужно израсходовать много ресурсов, чтобы там закрепиться. Будут непонятки с местными. Конфликты, может, быть даже боевые стычки. Хер пролезешь туда. Хотя, согласен, место солнечное, сытое. Думаю, когда силёнок поднакопим, обязательно туда попрём.

— Там знаешь как народ играет отчаянно? — усмехаюсь я. — Там в самом дешманском катране такие бабульки ходят, мама не горюй.

— Ну, так я же и говорю…

— Да я понял, правильно ты говоришь, — соглашаюсь я. — Молодец.

Ферик молчит, следя за нами и не выдавая пока своей точки зрения. Я беру стул, стоящий у соседней кровати и подтаскиваю ближе к нему.

— А что если я скажу, будто у меня есть средство войти без больших проблем?

— Надо сначала посмотреть, что за средство, — Цвет снова пожимает плечами и кривится.

— Есть такой довольно влиятельный в тех краях человек, хоть и молодой… — говорю я. — Впрочем, не только в тех. И он может нам помочь. Небескорыстно, ясно дело, но я со своей стороны полагаю, что для нас это может быть вполне даже выгодно.

— И кто этот «влиятельный» человек? — нахмурившись спрашивает Ферик. — И что он будет хотеть за свои добрые дела?

— Вы оба его знаете, гораздо лучше, чем я. Я ведь с ним только познакомился. И да, хочу подтвердить, всё что говорит Цвет чистая правда, никто нас там с распростёртыми объятиями не ждёт, и за место под солнцем, и даже под луной, нужно биться и в каждую пядь вцепляться мёртвой хваткой.

— Ну, и? — кивает Цвет. — Кто этот союзник?

— Джемал, — говорю я. — Джемо Бакинский.

Они молчат взвешивают, что я сказал.

— И, — первым нарушает тишину Ферик, — чего он хочет?

— Он хочет только одного, чтобы вы простили ему, что он… кх-хм… — я покашливаю, — сорвал цвет…

— Чего? — хмурится Паша.

— Нет, не тебя, — усмехаюсь я. — Это поэтическая метафора, девичий цвет. Он просто по молодости накосячил перед Фархадом Шарафовичем. Подробности мне не известны, но он очень хочет, чтобы наш уважаемый учитель позволил ему загладить свою давнюю вину.

— А-а-а… понятно, — кивает Цвет. — Я его помню, да. Мы пересекались с ним на зоне. Он, кстати, молодой, но крепкий и за воровской закон твёрдо стоял. Его уважали. Подтверждаю, да. Но лично я его плохо знаю. Поэтому пусть дядя Ферик скажет, раз у них тёрки были.