Цель

Улыбка пропала. Теперь он недоуменно хмурится, словно пытаясь понять, о чем я думаю. В голове возникает десяток вопросов, но я останавливаюсь на одном, который беспокоит меня сильнее всего: ужасная сцена с Рэем перед тем, как Такер покинул мой дом в ночь пятницы.

– Я тут ездила в Гарвард, – неловко начинаю я, – и, когда сидела в приемной, некоторые студенты приняли меня за малоимущую, обратившуюся за бесплатной юридической помощью.

– Хреново.

Я отмахиваюсь от сочувствия.

– После того как заявила, что на самом деле буду учиться с ними в Гарварде следующей осенью, я пошла повидаться с профессором, хорошим другом моего куратора, и та посоветовала мне купить новую одежду. До прошлых выходных это, наверное, была самая унизительная ситуация в моей жизни. Ну, если не считать того дня в средней школе, когда у меня внезапно посреди физкультуры начались месячные. Как раз в момент, когда я лезла по канату.

– О, – он усмехается.

– Но… ты, выслушивающий все то дерьмо, что говорил мой отчим… – Вздрогнув, я замолкаю. – Эту сцену я хотела бы стереть из памяти.

– Сабрина…

Я обрываю его.

– Моя жизнь – череда ужасных эпизодов сериала «Настоящие домохозяйки Южного Бостона: снято в трущобах». И если я не буду и дальше получать идеальные оценки, то не смогу… – Мой голос слегка срывается, и я вынуждена замолчать.

Такер ничего не говорит и непонимающе смотрит на меня.

Я прокашливаюсь.

– Не смогу конкурировать с другими студентами, когда выйду отсюда, что для меня неприемлемо. Итак, хотя секс с тобой был чертовски классный, он отвлекает меня. Ты отвлекаешь, – признаюсь я.

Он глубоко вздыхает.

– Крошка, ты думаешь, что одна такая? Мой дядя Джим – позор семьи. Он один из тех жутких парней, с которых пишут портреты мерзавцев в книгах и фильмах. Он всегда очень странно прикасается к родственникам, поэтому ни одна из моих кузин не хочет находиться рядом с ним. Если бы я привел тебя на большую семейную вечеринку, он бы отпускал грубые комментарии и пытался схватить тебя за задницу. Но, думаю, ты не стала бы обвинять в этом меня, не так ли?

– Нет, но… – хочу возразить, что это не то же самое, но мы оба знаем: Такер прав. Все так и есть. Рэй – не мой отец, а какой-то придурок, за которого моя мать вышла замуж и которого потом бросила, как ненужный багаж. Впрочем, как и свою дочь.

– И хотя ты наверняка думаешь иначе, у меня нет денег. Я тут полностью на хоккейной стипендии. Если бы Брайар не предложил ее, я бы остался в государственной школе в Техасе. – Он пожимает плечами. – У меня есть некоторые сбережения, но они нужны мне для старта после колледжа. Так что я не такой козел, каким ты меня считаешь.

– Никто не говорил, что ты козел, – бормочу я, но не отрицаю того, что парни с деньгами кажутся мне подозрительными.

Некоторое время он изучающе смотрит на меня.

– Позволь спросить тебя. Трастовый фонд Дина зарабатывает за один квартал больше, чем стоит все мое состояние. Секс с ним показался тебе каким-то особенным?

Меня передергивает, потому что пьяная связь с Дином Ди Лаурентисом – не то, о чем хотелось бы говорить. В то же время мысль о том, что его деньги могут заставить меня почувствовать что-то особенное, настолько глупа, что я не могу сдержать смешок.

– Не помню. Была в отключке, он – тоже.

– Ты чувствовала себя потрясающе на следующий день?

– Боже, нет.

– Итак, как мы выяснили, деньги не имеют значения. Мы все одинаково любим и время от времени причиняем боль. И твое прошлое, с кем ты живешь, откуда ты, тоже не должно иметь значения. Ты создаешь собственное будущее, и главное – как далеко заведет тебя эта дорога. – Такер продевает палец под ремень моей сумки-почтальон. – Тебе нужно поесть. Как насчет того, чтобы я взял это, пока провожу тебя в столовую?

Очевидно, урок философии окончен, и это определенно радует, потому как я понятия не имею, что ответить.

Я позволяю Такеру взять мою сумку. Мы молча идем, а затем я спрашиваю:

– Тебя хоть что-то может вывести из равновесия?

Он с серьезным видом кивает, подтягивая сумку повыше. Любой другой выглядел бы нелепо с рюкзаком за спиной и сумкой на плече, но почему-то, возможно, благодаря широкой груди и росту, он не производит такого впечатления.

– Да многие вещи, но я стараюсь не позволять им сбить меня с ног. Это трата энергии.

– Просто назови хоть одну, – прошу я. – То, чего стыдишься. Один недостаток. Одну вещь, которая тебя беспокоит.

– Меня беспокоит то, что ты мне не позвонила.

– Это обидно, но не унизительно.

– Ты отшила меня. Дважды, – напоминает он. – Как, по-твоему, это недостаточно унизительно?

– Потому что у нас был хороший секс, и ты знал, что, если позвоню, то мы снова переспим, при нормальных обстоятельствах, – возражаю я.

Где-то в глубине души я понимаю, что разговор становится нелепым. Я спорю с парнем, с которым спала, о том, что не могу переспать с ним снова, потому что он очень хорош в постели. Моя жизнь официально превратилась в фарс.