Во-первых, Центробанк прекратил печатать деньги. В свою очередь, нехватка ликвидных средств в экономике стимулировала бартер — исключительно неэффективный метод осуществления расчетов{677}
. По оценкам экспертов, к 1998 году более половины расчетов в промышленности осуществлялось через бартер. В дополнение к этому жесткая монетарная политика усугубляла проблему взаимной задолженности предприятий. Согласно одному из проведенных исследований, задолженность предприятий возросла с 33,9% от внутреннего валового продукта в 1993 году до 54,2% к концу 1997 года{678}. Отсутствие жестких бюджетных ограничений в отношении коммерческих фирм, что отчасти объяснялось ростом задолженности предприятий, позволяло менеджерам сосредоточиться на увеличении степени своего контроля над их деятельностью, а не на их реструктуризации и привлечении инвестиций{679}. Отсутствие реструктуризации на уровне предприятий, в свою очередь, затрудняло экономический рост (в сравнении с более успешными реформами в странах Центральной Европы) и привело к затягиванию процесса оздоровления российской экономики{680}.Второй новаторский способ достижения стабилизации заключался просто в невыплате задолженности по зарплате государственным служащим. Разрыв между расходной частью принятого бюджета и фактическими расходами всегда оставался значительным. В 1998 году в связи обострением критики правительства Ельцин попытался еще больше уменьшить расходы, объявив 26 мая новые предложения к бюджету, который должно было сократить на 10 млрд. долл., что составляло 12% от бюджета 1998 года. Стратегия нарушения ранее данных обязательств привела к взрыву в сфере оплаты труда и пенсионного обеспечения. Поскольку рабочие и пенсионеры не были достаточно организованы, чтобы протестовать против безответственного поведения правительства, оно могло безнаказанно использовать этот метод «макроэкономической стабилизации»{681}
.В-третьих, в дополнение к долгам МВФ и Всемирному банку российское правительство начало занимать деньги на международных рынках. Предпочтение было отдано евробондам. Международному валютному фонду и российскому правительству нравились евробонды, но представители Всемирного банка позже утверждали, что придерживались другого мнения, считая, что предоставляемые в долларах ссуды основывались на завышенном курсе рубля. Когда русские в конце концов провели девальвацию рубля, долговое бремя российского правительства многократно увеличилось. Это были долгосрочные долларовые облигации, которые российское правительство продавало инвесторам. К лету 1998 года долг российского правительства в средне- и долгосрочных обязательствах такого рода составил 4,25 млрд. долл.{682}
,[137]Четвертый новаторский метод, предложенный в 1995 году Министерством финансов для наполнения бюджета, предусматривал выпуск краткосрочных бондов, названных по-русски государственными краткосрочными облигациями, или ГКО, и среднесрочных бондов, известных как ОФЗ. ГКО были деноминированы в рублях и подлежали оплате в срок от трех до шести месяцев, что делало их особенно привлекательными для тех вкладчиков, которые стремились к быстрому обороту своих денег. Этот долговой инструмент стал особенно популярен после того, как в 90-х годах западные инвесторы получили прямой доступ к рынку ГКО.
Некоторое время эта творческая смесь работала. Многие приветствовали ГКО как особенно полезную новацию, которая, не повышая инфляции, приносила доход в государственный бюджет и одновременно давала инвесторам преимущества низкоинфляционных учетных ставок и стабильность валюты. В начале десятилетия банкиры получали несметные прибыли за счет государственных кредитов, которые они после определенной задержки предоставляли конечным пользователям. Такая задержка в силу большой инфляции была весьма прибыльной. Теперь они могли делать деньги другим способом, причинявшим меньший вред макроэкономической стабилизации.