Ельцин и его сторонники старались представить себя, в отличие от Горбачева, деятелями в большей мере прозападными и проамериканскими. Горбачев говорил о реформировании социализма; Ельцин и его союзники выступали за неолиберальный рыночный капитализм. Горбачев допускал ограниченную состязательность в выборах; Ельцин выступал за многопартийные выборы и узаконил институт прямых выборов президента России. Горбачев хотел создать новую советскую федерацию; Ельцин добивался полной независимости для России и других республик. Вскоре после провозглашения летом 1990 года суверенитета России Ельцин создал российское Министерство иностранных дел и назначил дипломата среднего уровня Андрея Козырева первым российским министром иностранных дел. Горбачев призывал к созданию Общеевропейского дома; Ельцин и его союзники хотели (в то время) вступить в НАТО. Горбачев искал, как сохранить Прибалтийские республики в составе союза; Ельцин и его правительство признали независимость Балтийских «государств» и объявили их аннексию Советским Союзом в 1940 году незаконной{33}
. Не менее важным было и то, о чем умалчивал Ельцин. Больше всего российская оппозиция избегала идей и тезисов, которые ассоциировались бы с этническим национализмом. Стараясь избежать сравнения с движениями за независимость в Югославии, она облекала свои требования независимости в форму, лишенную этнической окраски, и придерживалась мирной тактики. Российская оппозиция стремилась избежать насилия как средства захвата власти, опасаясь, что насилие дискредитирует движение как внутри страны, так и на международной арене.Появление на политической арене Ельцина, его более революционный подход к изменению советского режима и более прозападный курс во внешней политике создали реальную дилемму для администрации Буша. В момент прихода к власти в 1989 году внешнеполитическая команда Буша первоначально была настроена скептически в отношении подлинных намерений Горбачева. Новая администрация замедлила процесс сближения, начатый Горбачевым и президентом США Рональдом Рейганом, и приступила к длительному процессу пересмотра политики. Однако согласие Горбачева к концу 1989 года со свободными выборами в Восточной Европе, падение Берлинской стены, а также вывод советских войск из Афганистана и общее сокращение советского присутствия в странах «третьего мира» заслужили ему высокие оценки как непосредственно президента Буша, так и его ближайших внешнеполитических советников. Решение Горбачева не препятствовать объединению Германии и его поддержка военной акции США против Ирака еще более укрепили симпатии к нему в администрации Буша. В области внешней политики Горбачев и его министр иностранных дел Эдуард Шеварднадзе соглашались почти со всеми крупными инициативами администрации Буша{34}
.Неудивительно, что администрация Буша не хотела предпринимать нечто такое, что могло бы ослабить позиции надежного друга Америки в Кремле. Если бы противниками оппозиции в борьбе за власть являлись Иосиф Сталин или Леонид Брежнев, ей было бы гораздо легче заручиться поддержкой администрации Буша. Но вызов, брошенный Ельциным Горбачеву, создавал серьезные неудобства для США в плане национальной безопасности. Горбачев шел на уступки, которые имели большое значение для Буша и его внешнеполитической команды. С какой стати эти американские чиновники стали бы делать что-то для ослабления позиций советского лидера?
К тому же для большинства в администрации Буша альтернатива представлялась не вполне привлекательной. В то время считалось, что за падением Горбачева последует сдвиг вправо, и так называемый прогрессивный вариант многих отталкивал. Деятелям администрации Буша Ельцин представлялся пьяницей и недипломатичным демагогом, которому нельзя было верить. Во время своего первого визита в США в сентябре 1989 года он произвел на Белый дом ужасное впечатление[12]
. На запланированную встречу Ельцина с советником президента по национальной безопасности Брентом Скоукрофтом должен был «заглянуть» президент{35}. Ельцин пришел в ярость от того, что Буш не собирался встречаться с ним официально. Он не был знаком с традицией «спонтанного» появления президента как способа проведения деликатных встреч и какое-то время стоял на подъездной дорожке к западному крылу Белого дома, оскорбленный, что ему не предложили войти в Белый дом через главный вход, и недовольный тем, что ему была назначена встреча со Скоукрофтом, а не с президентом[13].