Цель и средства. Политика США в отношении России после «холодной войны»

К моменту, когда администрация Клинтона взяла в свои руки бразды правления в Вашингтоне, основная драма политических и экономических реформ в России уже завершилась. К январю 1993 года потерпели неудачу первые попытки стабилизации, программа российской приватизации уже действовала шесть месяцев, а Ельцин и Съезд народных депутатов угрожали друг другу соответственно роспуском и импичментом. Клинтон и его команда были вынуждены разрабатывать свою стратегию отношений с Россией не в обстановке эйфории, вызванной коллапсом коммунизма, а в условиях пробуксовки экономических реформ и нарастающей политической поляризации российского общества. Советник избирательной кампании Клинтона и в недалеком будущем — сотрудник аппарата СНБ Тоби Гати отмечала в декабре 1992 года в меморандуме для переходной команды: «Соединенные Штаты, вероятно, слишком запоздали, чтобы могли оказать какое-то существенное влияние на общее направление процесса реформ. Возможности, которые у нас были еще год назад, теперь исчезли, а Ельцин августа 1991 года совсем не тот Ельцин, которого президент Клинтон встретит в 1993 году»^{239}. Большое значение имела обстановка в самих США. Американцы избрали Клинтона, чтобы он занялся широким кругом проблем, стоявших перед страной. (Глупец, дело в экономике, а не в российских преобразованиях!) В соответствии с обещаниями, данными в ходе избирательной кампании, основной акцент в первый год пребывания у власти администрация Клинтона сделала на внутренние реформы в самих США. Многие из ближайших советников Клинтона, как, например, Джордж Стефанопулос, хотели и дальше сохранить этот акцент и избежать отвлечений на международные проблемы^{240}.

В целом Клинтон пытался не допускать особой вовлеченности во внешнеполитическую проблематику в начальный период своей администрации. Тем не менее, несмотря на свой имидж молодого, неопытного и незаинтересованного в вопросах внешней политики президента, а также несмотря на явный спад в российских рыночных и демократических реформах, Клинтон и его внешнеполитическая команда сделали Россию своим главным приоритетом. В то время, по оценкам помощника президента, Клинтон примерно половину своего времени, которое он посвящал вопросам внешней политики, тратил на то, чтобы понять, как функционирует американский внешнеполитический механизм^{241}. В отличие от Буша и его советников, Клинтон и его команда в первые годы администрации сосредоточились на проблемах российских внутренних преобразований.

Возможно, новую администрацию привлекал сам предмет: экономические и политические преобразования в масштабах, которых еще не знала мировая история. Тоби Гати вспоминает: «Когда я наблюдала за Клинтоном в Белом доме, я понимала, что это была внешняя политика, но это была и экономика. Ему это нравилось. Он был намерен сделать для России то, что он обещал сделать для Америки, хотя на это ушло бы больше времени»^{242}. Но, что было еще более важно, содействие процессу экономических и политических перемен в России отвечало представлениям Клинтона о либеральной вильсонианской философии международных отношений. Интеллектуальные истоки такого подхода к вопросам внешней политики восходили к немецкому философу Иммануилу Канту^{243}. Клинтон и многие его внешнеполитические советники были увлечены Кантовой идеей «демократического мира»^{244}. Кант считал, что демократии не воюют друг с другом, и, таким образом, укрепление демократии в России будет способствовать поддержанию мира в отношениях России и США. Но деятели администрации Клинтона не хотели пассивно ждать, пока демократия пустит в России глубокие корни. Они считали, что США должны помогать процессу реформ, что рыночные реформы будут способствовать развитию демократии в России и привязывать Россию к Западу. Клинтон четко видел себя «либеральным интернационалистом»^{245}.

В 1992 году старый друг и однокашник Клинтона по Оксфордскому университету, а вскоре и его главный советник по России Строуб Тэлботт так писал о Джордже Буше: «Будучи, несомненно, интернационалистом, Буш считал себя прагматиком и всегда относился без каких-либо эмоций к проблеме или самой концепции вмешательства в дела других стран, исходя из интересов демократии или гуманитарных принципов. «В отличие от него, советник президента по национальной безопасности Энтони Лэйк так объясняет значение, которое команда Клинтона в политическом и идеологическом плане придавала проблеме продвижения демократии: «В период избирательной кампании я помогал развивать тезис о важности демократии, поскольку, во-первых, я сам в это верил, а потом этот акцент на идеи демократии помогал нам преодолевать раскол в Демократической партии, существовавший со времени вьетнамской войны. Эта линия продолжалась и в 1993 году в форме нескольких выступлений по проблемам демократии»^{246}.