Цель неизвестна

Лучше повременить с желудочными экспериментами вопреки зазывным воплям, призывающим попробовать все на свете. Начиная со студня и горячих оладий, заканчивая дешевой брагой и лежалой рыбой на закуску. Картошки тем не менее хоть сырой, хоть вареной не приметил. Что они тут про Америку не слышали? Не может быть!

В распахнутых на всю ширь воротах едва успел поймать за ухо пацаненка.

— Где найти Тараса Посникова? — ласково спрашиваю.

— Да вот он, — тыкает рукой в идущего через двор сутулого человека.

Опять какие-то несообразности. Преподаватели обязаны быть монахами, а этот в гражданском.

— А чего не на занятьях?

— День отдохновения седни, — шмыгнув носом, порадовал меня малолетка.

— Чего?

— Того, — передразнил с ударением на «о» и непередаваемым чувством превосходства в тоне.

Я молча сжал пальцы на ухе, выкручивая.

— Выходной дали в связи с грядущей свадьбой императора, — зачастил он, приседая от боли, — Только правильно просить надо. Reveredissime Domine Rector! Recreationem rogamus!

И морда при этом хитрая до безобразия. Подколол деревню. Откуда ей латынь знать.

— И почтеннейший ректор отпускает такого сacatorа на просьбу?

— Ну да, — слегка поувяв от моего неожиданного ума, подтвердил.

— Ладно, ступай, — отпускаю, получив очередную удивительную информацию. Обалдеть. Не хотите учиться — гуляйте.

— А что такое «Cacator»? — отодвинувшись подальше, спрашивает с любопытством.

— Засранец на латыни, — отвечаю. — Или думаешь у них все слова приличные были. Люди не хужее нашенских, ругаться любили.

— А скажи какие! — глазенки аж горят.

Понятное дело, кто ж ученикам такое дает. А им всегда интересно. Как мне в свое время.

— Подрасти сначала.

Повернулся и заспешил к зданию, опасаясь упустить своего человека.

— Тарас Петрович! — окликнул уже на пороге здания.

— Да? — обернувшись и прищурившись, он внимательно посмотрел на с топотом приближающегося увальня.

Кстати говоря, поменьше надо при плохом свете читать. Зрение посадить недолго, а глаза у меня не казенные и с оптометристами здесь наверняка не очень. Совершенно не в курсе когда очки изобрели. Нерон смотрел через увеличительное стекло. По некоторым данным даже шлифованный изумруд. На такую роскошь у меня средств еще долго недостанет.

— У меня письмо к вам от Ивана Каргопольского, — говорю и извлекаю заранее заготовленное послание из-за пазухи.

— И как он там? — интересуется скорее для проформы, изучая написанное. Затем слегка поморщился. — Учеба начинается с 1 сентября и продолжается вплоть до 15 июля. А день сегодня на дворе какой?

— Не мог я раньше, — говорю со всей возможной искренностью. Оно ведь так и есть. Я не мог. — Жаждаю получить знания, коих в нашем городе не добыть при всем старании и послужить пользой Отечеству.

— И Иван многому научил?

Скепсис так и сочился из него. Сам похоже не шибко великую карьеру свершил, но сидит в Москве и собрата не особо уважает.

— Не токмо он, — говорю смирено, а у многих брал и с великим прилежанием впитывал.

И дальше почесал на латыни Вергилия. Энеиду мы чуть не наизусть учили. Фактически я столько раз слышал, что мало напутаю. Проще всего безусловно с Цезаря с его записками о Галльской войне начать, однако по ним учат начинающих. Очень просто писал, без этих самых «Царственный этот народ, гордый победою». А сейчас как раз завитушки и важны, чтоб произвести впечатление.

— Вергилий, — прерывая на разбеге, удивился.

— Публий Вергилий Марон, — охотно соглашаюсь, — наиболее известный поэт августовского века. Римское мужское имя состояло, как минимум, из двух частей: личного имени (praenomen) и родового имени (nomen); кроме того, могло быть индивидуальное прозвище или наименование ветви рода (cognomen). Обычно употребляли при общении два имени. Более чем достаточно для того, чтобы понять о ком вы говорите. Назвать кого-либо Публий Вергиллий примерно то же, что и Роберт Грант, или мистер Грант. А Публий Вергилий Марон примерно то же самое, что сказать: мистер Роберт Джеймс Грант, эсквайр.

— Занятно, — протянул он. — Неужели Иван рассказывал?

Здесь я вступал на топкую почву вранья и вместо ответа просто улыбнулся. Как хочешь, так и понимай. Неужели у них это неизвестно? Тяжко плавать в элементарных вещах. Может не стоило сильно умным казаться? Ага и сидеть шесть лет за партой в моем возрасте, начиная с азов. При условии, что на дверь сразу не покажут.

— Еще могу на английском, французском и немецком говорить. Пишу не очень, — сознаюсь. На самом деле у них могла грамматика измениться и серьезно. Лучше сразу признать недостаточную подготовку, чем попасться задним числом.

— Ну-ну, — покачал головой.

— Арифметику знаю через труды Леонтия Магницкого и грамматику прошел.