— Каждый греб под себя, — пробурчал на немецком мужчина с неприятным взглядом. Такой зарежет и глазом не моргнет. Нешто Бирон?
И чего только люди не умудряются вычитывать в простеньких виршах. Еще и намеренно намеки ищут. Тот князь, а этот боярин, и интересы их не сходятся кардинально. Мораль же прямо на виду: «Когда в товарищах согласья нет…» Но занятно, данную басню я же в печать не пускал. Людям читал, но в качестве нотации. А пошло далеко и высоко. Какая скотина настучала?
— Для подданных гораздо полезнее, когда процветает все государство в целом, а не когда отдельные лица преуспевают, — подтверждаю вроде бы правильную царскую мысль.
Точно Бирон. Берет за руку, она тоже постоянно касается. Натурально голубки влюбленные. Видел я однажды очень похожее, но тем лет по семнадцать было. А эти же взрослые люди. На четвертый десяток перевалило. Забавно. Оказывается, есть в народных слухах увесистое зерно истины. Оберкамергер не зря недалече от государыни живет. Нет, я бы не смог ни за какие деньги. Страшная очень и старая. Я бы на такую и не посмотрел, разве на необитаемом острове. Мяса надолго бы хватило.
— А про волка подозрительно звучит, — высказался неожиданно мой проводник из пыточной канцелярии, припомнив про ягненка.
— А господин Ломоносов не прост, — сказал Бирон нехорошим тоном, с ударением на «господин». — Волк — про обладающего силой и пользующегося своим положением, но, если подумать, не ровен час, отыщется сила повыше и с ним поступят так же. Острая сказочка от высокого ума.
Я с опозданием испугался, что он мог принять басню на свой счет. Для не владеющего русским языком и вынужденного искать компромисса с вельможами, пока не утвердится окончательно, могло прозвучать намеком. Причем неизвестно, приятным ли. Смотря как перевели…
Второй раз влипаю на пустом месте. С баснями придется завязывать. А уж про Конька-Горбунка лучше спрятать навечно. Царя сварили в котле, царица вышла замуж за дурака. Тут совсем рукой подать до злоумышления на монархию и прочих заговоров с прорытием подземного хода в Кремль с целью подрыва.
— Поэт, — произнес еще один старикашка за столиком с отчетливым оттенком пренебрежения, — пусть придумает в честь государыни.
Ну я не я буду, если несет от него хуже выгребной ямы. Аристократия высшей пробы. Как остальные терпят?
— А действительно, — произнесла Анна Иоанновна, — давай, испытай счастливый случай.
— Удача — это такая огромная девка, — хмуро говорю, решив, что уже нечего терять. — Голова до неба, да подслеповатая. Иногда нагибается к мельтешащим у ног людишкам, подбирает одного и подносит на огромную высоту близко к очам, рассматривая. Приглядится и с возгласом «не тот!» швыряет вниз.
— Ну вот и проверим, — скалясь не хуже волка, сказал Бирон, перемешивая колоду карт. — Не пришло ли твое время падать. — И он произнес: — «И, взлетев под небеса, до вершин почета, с поворотом колеса плюхнулся в болото»[1].
А вот с этим я хорошо знаком. Все те же ваганты. «Колесо фортуны». А он не глуп и где-то наверняка учился. Впрочем, мы не из одной альма-матер и ссылаться на подобное не выйдет.
— Какая? — потребовал фаворит, держа в руке карты.
— Дама червей, — без паузы сообщаю первую попавшуюся. Несложно догадаться, чего хочет. — Какой вот в этом смысл?
Он принялся раскладывать карты поочередно налево и направо. Все дружно уставились на стол. Как игра называется, я не в курсе, однако догадаться о смысле просто. Чистая проверка на фарт. Седьмая, восьмая, девятая ложатся картинкой вверх — и наконец слева падает загаданная дама. Бирон хмыкнул.
— А говоришь, не любимец Фортуны.
— Я не это пытался сказать. Муза недоступная девка, — наглея, возражаю. — Не приходит, когда зовешь. Сама решает, навестить или нет.
Очень тянуло сказать про снизошедшую до меня в пути, что чистая правда, вдруг всплыло от очередной ямы, заставившей внутренности поменяться местами и исполнить из «Чокнутых»: «И у черта, и у Бога на одном, видать, счету…»
Нет. Чересчур рисково. Можешь одно — будь любезен другое. А в моем репертуаре не содержится восхвалительных арий в честь коронованных особ. В детских и подростковых фильмах они редко попадаются. Правда, я однажды чуть не попал на оперу «Жизнь за царя», но именно чуть. В театры меня бабушка по одной ей известной причине не водила. Иди знай, может, и пригодилась бы ария Сусанина. Не мог не исполнить.
— И за словом в карман не лезешь, — одобрительно произнесла царица. — Но для меня постараешься?
И ведь как по-простецки общается, прямо с равным. Будь обычной барыней — без всякого насилия над собой назвал бы приятной женщиной.
— «Венец творенья, дивная Диана, — обреченно вытаскиваю заготовку. — В котором нет ни одного изъяна!»
Не может она не понимать, насколько лесть подобного рода глупа. Внешность достаточно неприглядна. С другой стороны, Диана — древнегреческая богиня охоты. Вдруг понравится и пронесет. Тредиаковский, считающийся знаменитым поэтом, отчебучил не лучше: «Земля при Анне везде плодовита будет!.. И всяк нужду избудет»…
— Браво! — неожиданно воскликнул на мою дешевую попытку Бирон.