Мне стало смешно. Нет, я понимаю мечты, однако это нечто изумительное. Прилично жить, обеспечив себя, оставить о себе хорошую память, попасть в дворяне – это все нормально. Каждый не прочь подняться. Но такое!
– Ты за кого меня принимаешь? За Петра Великого? Я Михаил Ломоносов – помор из деревни Мишанинская на Курострове.
– А говорят, очень вы похожи на почившего императора Петра Алексеевича, – поблескивая в полутьме глазами, сказал Андрюха. – Внешне будто копия. И ведете себя иной раз как он. Наорете – да быстро отходите.
Я среагировал с заметной задержкой. Уж очень странная идейка. Потом рука сама потянулась и взяла пацана за горло. Давно со мной такого не случалось, мы с телом нормально сосуществуем и очень неплохо притерпелись друг к другу. Уже не промахиваюсь, не спотыкаюсь на бегу и не нуждаюсь в отвлечении, чтобы дрова рубить.
– Ты на что, гадский выкормыш, намекаешь? – прошипел в испуганное лицо. – Мать мою шлюхой величать вздумал? – При каждой фразе встряхивал не особо тяжелое тельце мальчишки не хуже терьера, ухватившего крысу.
И это тоже не я, подумал с оторопью. Полез наружу Михайло всерьез. С трудом разжал пальцы и швырнул его к стенке.
– Не мои слова, – держась за горло, прохрипел он. – Люди молвят.
– Какие люди? Впрочем, молчи, не говори. Пасть свою зашей толстыми нитками и не повторяй чушь. А буде вякнет при тебе кто – можешь сразу бить.
Я подумал уже трезво, выплеснувшаяся наружу ярость потихоньку ушла, и ум не туманился. Вариант реально неприятный. Не дай бог пойдут всерьез разговоры. Надо пресечь сразу и резко болтовню. В моем окружении такое невозможно. Тут всерьез и до «Слово и дело» рукой подать. И доказывай потом, что не верблюд и тайного злоумышления не имел.
– Тебе который год?
– Шестнадцать скоро, – ответил с запинкой.
– Пора головой пользоваться, и тем веществом, что внутри черепа находится, – в особенности. Не кушать в нее и не шляпу поверх носить. Думать! Пусть все так, разве это к лучшему?
– А разве нет?
– Думай! Царская кровь не водица. Кому нуж
– Да, Михаил Васильевич, – покорно соглашается. – Больше не повторится.
– Вот и ладно, – вздыхаю с облегчением. – Хочешь при мне и дальше состоять – не лезь вперед батьки в пекло. Я решаю, что правильно!
– Да, Михаил Васильевич, теперь осознал. Можно меня выдрать за глупость.
Ну да. Россия вскорости погибнет, коли народец не драть. В аксиоме нет сомневающихся. И почему у меня чувство, что он соглашается, да идею про запас прячет? И не прогонишь: удобен и полезен.
– Только в остальном я ничуть не раскаиваюсь, – будто эхом мыслям, довел до меня Андрей. – Куда вы, туда и я. В лепешку разобьюсь, а исполню любое поручение.
Забавный вопрос: а что ему еще слуги поведали помимо рассказа об аудиенции? Про причину – обязательно. А происходящее внутри – шалишь: я прямиком к карете. Но это в принципе и не суть важно. Анна Иоанновна решает. Она приказала.
– А завтра кто больше предложит…
– Зря вы так, – укоризненно сказал он. – Пусть я не гений вроде вас в науках и словесности…
– Не льсти, не люблю.
– …Одно твердо знаю: единожды предавши, кто тебе поверит. Потому хозяин может быть исключительно один. Против пользы вашей никогда не пойду, честь моя хоть и невелика, но имеется. Преступить чрез нее – все одно как из рода людского низвергнуться.
Может, это ему на роду суждено было поэтом стать? Ишь, как витиевато выражается. А я все обломал, пустив по иной стезе… Теперь поздно. Все их семейство подобрал да за собой потащил. А теперь пообещал девчонок пристроить к царевне. Понравятся – останутся рядом. Там другие перспективы. И по деньгам, и по замужеству. В графья на манер родственников Екатерины Первой не попадут, но по происхождению ничуть не хуже Скавронских, Гендриковых и Симановских, вышедших из крестьян.
А я ведь об этом не подумал, рекомендуя в ближние служанки. Ему пеняю на отсутствие мозгов, а сам туда же. Без этой беседы и не допер бы. Не научился я еще по-настоящему дальше двухходовки думать. Все еще брезгаю дополнительно унижаться. Лишний раз поклониться и попросить спина не переломится. А не так я воспитан – меня, бывало, просили, сам – никогда.
Пора выбросить окончательно и бесповоротно прошлое. Возврата не будет, про миссию мне ничего не известно. Хватит надеяться на чужого дядю и спасителей, пора превращаться в аборигена.
А Андрюха молодец. Себя предложил и меня попутно повязал обещанием. Как бы не сообразительней гения Ломоносова оказался в итоге. Тем более что я-то в курсе, насколько фактически не титан мысли и практики.
Глава 4. Серьезная беседа
– А что ты пишешь?
– Ваше высочество уже обдумали сказку? – показательно удивляюсь. – И какие выводы сделали?