Цель неизвестна

– Тем не менее, не могу быть абсолютно уверен в их истинности для каждого. Лучше дать морфия слегка меньше, чем вызвать неприятные последствия у страдающего.

Он кивнул, подтверждая. Вот и замечательно.

– Потому до широкого использования крайне важны любые данные о положительных и отрицательных сторонах. Категорический отказ в постоянном применении при просьбах больных и родственников. И крайняя осторожность с дозами. Все мне известное я выложу без промедления, но последнее достаточно сложно. Очень важно добиться точности в применяемых порциях. И последнее. Главное. Если уж пациенты платят за прием и получают максимум удобств, не грех с них взять и за морфий. Это справедливо?

– Сколько?

– Пополам доход поделим.

– Сколько вы хотите за минимальный размер морфия? – поправил он меня.

Я сказал. Он чуть не схватился за голову. В последний момент остановился.

– Немногие смогут себе позволить воспользоваться, – сказал Санхец с сомнением.

– А сейчас нам, – слово «нам» вполне сознательно подчеркнуто, – и не требуются многие. Предварительная подготовка с собиранием статистики.

В мое время компании годами обкатывали новое лекарство. К счастью, в этом веке не нужно заботиться о побочных неприятностях и борцах с фармакологией, а также комиссиями из министерства здравоохранения. Это понятие не скоро родится. Без проблем впарить любое шарлатанство помирающему. Проблема одна: от разгневанных родственников недолго и схлопотать. Вот и не стоит переступать определенную черту и продавать несуществующие услуги. Сибирь большая, и клеймо на лбу – украшение излишнее.

– Откровенно говоря, и сам опиум далеко не дешев.

Цена сухого около 40 рублей серебром за фунт. А химикаты и моя работа? Да и желательно хоть двести процентов сверху. Мы же прибыль делить собираемся. Кроме того, за монополию добавил еще столько же. Честное слово, насколько проще стать натуральным наркобароном и не париться. В таком качестве я устроюсь в любой стране мира. Те же англичане столетием позже в Китае миллионы сделали на продаже опиума. Противно. Лучше меньше, но с пользой и не бояться прихода человека в мундире с ордером на арест.

– Кстати, настойчиво прошу не делиться ни с кем до поры до времени своими познаниями. В том числе и об исходном сырье.

Доктор кивнул с задумчивым выражением на лице. Понятное дело – конкуренты, задирающие цены на Востоке, без надобности.

– Кажется, я уеду из России состоятельным человеком, – сказал он, протягивая руку.

– А зачем вообще ее покидать? Напротив, зовите знакомых специалистов сюда. Моя страна предлагает вам неограниченные возможности. Деньги, меха, земли. Надо лишь приносить ей пользу и не противопоставлять себя местным жителям. Разве, приехав в другое государство, вы показываете, насколько не уважаете его людей? Воспитание не позволит, пусть и не ангелы там обретаются. Но они все разные, есть и замечательные, и мы тоже. Постарайтесь понять окружающих, их заботы, побуждения и стремления. Так намного приятнее и легче жить. А там, глядишь, еще и возвращаться не захочется.

Глава 10. Прогрессивное лечение

– Я думаю, в госпитале без труда обнаружится подходящий экземпляр пациента для демонстрации, – захлопывая дверь, говорю Санхецу.

Лечили в нашем заведении в основном острые заболевания или травмы. Причем люди с достатком редко обращались сюда. Предпочитали вызвать на дом немецкого профессионала. Да московское население обращалось к врачам лишь в крайних ситуациях. Люди жили традициями по принципу «Бог дал – бог взял». Старики и хронические больные умирали дома, «по-простому», ни разу не побывав в больнице.

Обернулся и, что не так часто со мной случается, растерялся. Очередная радость на мою голову. Под стенкой сидит на корточках Керим. Рядом торчит с обескураженным видом Андрюха. Вывести слабо, да и агрессии незваный гость не проявляет. Сидит себе спокойно и смотрит невесть куда.

Поодаль из-за угла выглядывают сразу три девчонки, числящиеся нянечками-санитарками. Всем любопытно полюбоваться на очередное чудо. Подобные типы в восточных халатах нас редко навещают. Я и не упомню, случалось ли за все время моей деятельности во флигеле.

– Ты чего здесь делаешь? – спрашиваю у гибко поднявшегося навстречу мужчины. – Вольную получил? Ступай домой.

– Возвращаться мне некуда.

И тот мешок, что лежит на полу, – его имущество, судя по всему.

– И если я свободен, – практически без акцента, отвечает Керим, – выходит, имею право поступать как мне угодно?

Он типа пришел ко мне навеки поселиться? Ну это уже наглость.

– И отныне собираешься торчать у меня под дверью?

– Что происходит? – озабоченно спрашивает доктор. – По-русски он по-прежнему улавливает с пятого на десятое, и мы общаемся в основном на немецком. – Этот человек опасен?

– Это смотря кому, – на том же языке говорит невозмутимо Керим. – Господину Ломоносову – нет. А вас, человек хороший, я не знаю. Может, оторвать ему голову? – это уже ко мне, и притом явно демонстративно, на том же вполне разборчивом германском наречии.