— Так одень, — ох уж эти женщины: даже такие маленькие, как моя девчоночка, убиваются по поводу того, что им надевать, а чего не надо.
— Папа, во–первых, не «одень», а «надень». А, во–вторых, это золотые серьги, которые весят больше, чем я. У нас в Европе в школу такое не носят.
Господи, ну почему у двух здоровых женщин мозгов меньше, чем у моей малышки?
— Тогда не надевай, оставь дома.
— Мама вечером ругаться будет, — и Мия снова всхлипнула.
— Скажешь, что папа не разрешил, — я вздохнул: опять вечером будет скандал.
— Тогда вы с мамой ругаться будете, — повторила мои мысли Мия вслух. — Я их сейчас надену, в машине сниму, а вечером, когда меня мама приедет забирать из школы, снова надену.
Я открыл рот, чтобы прочитать ей нотацию по поводу того, как нехорошо обманывать взрослых, но она, опередив меня, сказала:
— Пап, я знаю, что врать нехорошо, но вашего вечернего трио я не выдержу.
Уже в машине я у нее спросил, откуда она знает, что такое «трио». Она, поджав губы, проинформировала меня о том, что у нее словарный запас процентов на тридцать больше, чем у обычного десятилетнего ребенка, и посоветовала мне читать больше. Вот так!
Ладно, лирику в сторону, надо собрать совещание и поговорить насчет завтрашнего мероприятия по случаю праздника Весны. Оглядев своих собравшихся гавриков, я вздохнул с облегчением: все были на месте. В Брюсселе мне понадобилось три года, чтобы приучить своих не опаздывать: дипломат, опаздывающий на встречу, повергал бельгийцев в шок, близкий к ступору.
— Мехти, начнем с тебя: что у нас с приглашенными на праздник?
— Я вчера проверил список приглашенных, чтобы никакой оппозиции не было, посмотрел, кого из дружественных посольств позвали. Вроде все нормально.
— Молодец. Надеюсь, на этот раз американцев на прием в честь иранского министра иностранных дел не приглашали?
— Нет, Арслан.
— Американцев не пригласили? — я все никак не мог простить ему, как он однажды отправил американцам приглашение на этот трижды проклятый прием, по поводу которого американцы и так возмущались, а получив на него приглашение, до сих пор шлют ноты.
— Конечно, пригласили. Приглашение послали на имя посла, но пришлют первого секретаря, — Мехти заерзал на стуле. — Как всегда, впрочем.
Я сжалился над ним и перевел взгляд на Тарану, которая бросала на меня гневные взгляды:
— Тарана, а как с праздничным столом, хозяюшка ты наша? — иронию она терпеть не может.
— Тоже все хорошо, — молодец, отбила подачу: как она подчеркнула, что Мехти справился со своей задачей. Не устаю поражаться ей.
— А конкретнее? Что будут подавать?
— Только традиционные сладости: пахлава и так далее.
Еще один прокол, когда в день независимости нашей Республики стали подавать блины с икрой и мне потом пришлось доказывать, что мы не субъект Российской Федерации.
— Искандер, что с моей речью? — я обратился к своему советнику, который спал и видел, как я оплошаю, а он усядется в мое кресло. Так всю жизнь он и проспит, мечтая о моем кресле. В принципе, его могли бы давно назначить послом в любую страну, но он, вцепившись в Швейцарию, все выжидал. В принципе, он пережил уже трех послов, я уверен, что буду четвертым.
— Почти готова, только цифры и даты надо вставить, — он улыбнулся мне своей самой по–голливудски искренней улыбкой. — Но вы же помните все цифры наизусть.
— Все правильно, я все помню наизусть, — я произнес фразу как можно тверже. — Хорошо.
Я обратил взгляд на Турала, нашего атташе по культурным связям, который когда–то работал в музыкальной школе учителем по классу аккордеона, но потом его дядю назначали министром образования, вот с тех пор он кочует по Европе в качестве атташе. Я еще в феврале, сразу после того, как приехал в Женеву проколол на его гармошке меха, и мы месяц отдыхали без его заунывных напевов по вечерам. Он долго не мог понять у кого поднялась рука на этот священный музыкальный инструмент, уговаривал всех отъезжающих на родину привезти ему запасной аккордеон из дома, потом понял, что ни один чокнутый не будет париться с гармошкой и плюнул на дороговизну Женевы, купив себе еще одну. С тех пор я со многим смирился, в том числе с его репертуаром. Разыгрывался он канканом, далее в обязательном порядке следовал марш Мендельсона, а дальше по настроению. Турал выпрямился и, кашлянув, заговорил:
— С культурной программой полный порядок, Арслан, даже вам понравится. Сначала выступят детки с песнями, потом наша прима в сопровождении аккордеона споет. Она специально к нам прилетела по этому поводу, а последний пункт в программе…
Договорить ему я не дал:
— Турал, я так понимаю, что сегодня менять что–либо поздно, поэтому оставим последний пункт программы для меня сюрпризом, — я так понял, что будет как всегда и мне захотелось удавиться собственным грошовым галстуком.
— В любом случае все будет суперблестяще.
Я поморщился, услышав про «суперблестяще», но почел за благо промолчать. Тут ввалился наш консул с криво повязанным розовым галстуком в коричневый горошек, и я весь свой гнев обратил на него: