- Тут можно устроить премилую комнатку, - заявила она. - Ты не представляешь, на что была похожа старая кладовка, в которой у нас с Юлькой теперь спальня. Гляди. Берется система удлинителей - в тайнике под нами есть розетка, - сюда ставится электрический камин, и вот пожалуйста, отличный уголок для занятий. Данка несколько оживилась:
- Так сюда и проигрыватель можно принести?
- Конечно, ясное дело, - соблазняла ее Цеся. - И плитку - чай будем пить. Полный комфорт.
Довольные собой, девочки спустились вниз, в квартиру, где в нос им резко ударил запах пригоревшего бигоса. В связи с этим Данка, сочтя, что пищей духовной она уже насытилась, полетела домой обедать, предварительно поклявшись Цесе, что сегодня в виде исключения приготовит уроки самостоятельно.
Цеся же отправилась на кухню, где, руководимая инстинктом, выработанным давним опытом, быстро изжарила на большой сковороде яичницу с луком. И с этой сковородой и горкой тарелок поспешила в комнату.
Семейство уже сидело за столом. В воздухе ощущалась некоторая напряженность.
- Я, правда, ничего не имею против эмансипации женщин, - как раз говорил отец, с отвращением взирая на тарелку с обугленным бигосом, которую держал в руке, - твори, дорогая Иренка, работай, но только пощади мой желудок.
- Что ты, Жачек! - Мама была чрезвычайно удивлена. - Ты всегда так любил бигос!
- При одном виде такого бигоса у меня начинаются нервные судороги, - с горечью сообщил отец и отставил тарелку. - Ничего не поделаешь, поем сухого хлеба.
- Почему сухого? - спросила мама с раскаянием.
- Чтобы вам больно было на меня смотреть! - прорычал Жачек.
Цесина яичница подавила нарастающий конфликт в зачатке. Обед был съеден в атмосфере относительного благодушия. Одна Юлия сидела с отсутствующим лицом, задумчивая и грустная. Дедушка, ни на что не обращая внимания, читал за едой "Кандида" Вольтера.
Бобик, уже пятый день ожидавший появления рыжих волос на груди, пользуясь привилегиями больного, не проявлял аппетита.
А Цеся подумала, что ее аппетита хватило бы на троих.
Что-то здесь не сходилось. Ведь она была влюблена! Бородач с его пылким взглядом не шел у нее из головы. О ком же, как не о нем, она думала весь урок польского? И потом на математике? И по дороге домой? Юлия, которая влюблена в Толека, не прикоснулась к яичнице, а Цеся поела с удовольствием... Вторым тревожным симптомом было то, что при воспоминании о бородаче, сбитом с ног и барахтающемся в снегу, Целестине неудержимо хотелось смеяться. Тем паче, что с той мину когда она, вернувшись со свидания, все рассказала домашним, этот случай стал излюбленной темой дурацких шуточек и язвительных острот, так что в конце концов ее приключение из романтического воспоминания превратилось в юмореску.
Но так или иначе, бородач был неотразим.
Неотразим - двух мнений быть не могло.
Фантастически прекрасен.
Цеся уплела три толстых куска хлеба и яичницу и, к своему изумлению, обнаружила, что по-прежнему голодна и могла бы поесть этого самого пригоревшего бигоса.
И поела.
Ее несколько беспокоило, что скажут родные по поводу такого необычного аппетита, однако никто на нее не обращал внимания, поскольку мама в это время демонстрировала сидящим за столом маленькую бесформенную керамическую фигурку.
- Нет, ты только посмотри, Веся. И вы все посмотрите. Пpaвда прелесть?
- Очень миленькая, - рассеянно подтвердила тетя Веся, ковыряя вилкой бигос.
- Пять лет ребенку, а какой способный! - восхищалась мама. Работа с детьми во Дворце культуры была ее страстью. Примерно каждые две недели она открывала среди своих подопечных новый талант.
- А что это должно изображать? - спросила Цеся.
- - Как, ты не видишь? - единодушно возмутились обе художницы. - Это же кролик. В прыжке.
- По-моему, он больше смахивает на змею, - пробормотал дедушка, разглядывая фигурку через очки. - В прыжке.
- А почему оно зеленое? - без обиняков спросил отец.
- Нет, вы безнадежны! - со вздохом сказала мама. - Никакая это не змея. Это кролик. В прыжке.
- Ты что, зеленого кролика не видал? - поддержала маму Юлия. - Впрочем, возможно, малыш хотел цветом что-то выразить. Например, что кролик неотделим от красок луга.
Мама вздохнула.
- Боюсь, что нет, - робко призналась она. - Просто у нас другой глазури не было. Только зеленая. Отец умилился.
- Честная моя Иренка! - сказал он и поцеловал жену в лоб. - Золотце мое!
- Ты, наверно, хочешь, чтобы я заварила чай, - догадалась мама.
- Верно, а откуда ты знаешь?
- Откуда знаю, оттуда знаю. Но бежать на кухню не собираюсь. Вы забываете про мои расширенные вены. Сегодня у меня были две группы четырехлеток, а с них глаз нельзя спускать ни на секунду. Я битых два часа простояла на ногах.
- Заваривает чай самый благородный, - провозгласила Юлия. - Что же никто не встает?
- У меня подагра, - пробормотал дедушка, не отрываясь от Вольтера. - И я сед как лунь.
- Цеська, поди завари чай.
- А кто жарил яичницу?
- Ты, - признали присутствующие. - Пускай Юля заваривает.
- Чего это вы дурака валяете? - поинтересовался из своего уголка Бобик.