Целестина, или Шестое чувство

Выяснилось, что родители Толека, по сути дела, просто счастливы: наконец-то им удалось попасть в круг людей, близких по духу, людей, с которыми можно потолковать о неслыханно увлекательных вещах - таких, как современные проблемы квантовой механики или качество керамической глины отечественного производства. Не говоря уж об обоюдном интересе к знаменитым французским просветителям, который обнаружился у дедушки и Толекиного папы. Правда, дедушка со cвойственной ему чистосердечностью несколько нарушил общую гармонию сообщив, что о Руссо сказать пока ничего не может, поскольку еще его не прорабатывал - он добрался только до буквы "Д", - однако в задушевной обстановке, которая сложилась к тому времени, его заявление прошло незамеченным.

Когда отец и мать Толека поднялись из-за стола, никто уже не помнил ни о мыши, ни о сервизе Новаковского. Чаепитие благополучно завершилось, и после заключительного обмена любезностями, приглашениями в гости и взаимных восторгов от знакомства со столь интересными людьми окрашенная в белый цвет входная дверь наконец захлопнулась за Толеком и его родителями.

- Ушли, слава богу! - сказал Жачек и вздохнул с облегчением бессильно прислонясь к вешалке для верхней одежды. И в ту же секунду в дверь легонько постучали.

Это отец Толека вернулся за своим зонтом.

- Он наверняка слышал! - с отчаянием прошептала Юлия, когда Жачек, на этот раз проявив большую осмотрительность, проводил гостя вместе с зонтом на площадку и удостоверился, что тот окончательно ушел.

- Ничего он не слышал, - буркнул Жачек без особой уверенное тщательно закрывая дверь на задвижку. - Он немного глуховат, я сам видел.

- Господи, что ты мог видеть?

- Что он глух. Как пень, - сказал Жачек и добавил с оттенком высокомерия: - И вообще, напрасно ты волнуешься, дорогая, не такие уж они аристократы.

- Неправда, он не глух как пень! - безумно вращая глазами, в кликнула Юлия.

- Глух. Глух, как Бетховен. Я своими глазами видел, что пользуется специальным рожком. Вставляет его в ушную раковину.

- Сам ты раковина! - зарычала Юлия. - С рожком! А он еще хоть куда и наверняка расслышал твое бестактное высказывание. О господи, почему вы все такие ужасные?

- Юлия, а что, этот юноша хочет на тебе жениться? - полюбопытствовал дедушка.

- Н-не знаю, - вспыхнула Юлия. - Я вообще ничего не знаю.

- Конечно, хочет, - убежденно сказала мама. - Иначе зачем ему было приводить родителей?

- Он-то хочет, - изрек Жачек тоном пророка, - но как они к этому отнесутся, вот вопрос.

Юлия неожиданно начала всхлипывать:

- Это все из-за вас! Из-за вас и из-за этого чудовища Бобика!

- Ну, ну, полегче насчет чудовища, - возмущенно сказала тетя Веся, выглядывая из ванной. - Ты знаешь, я не люблю, когда его так называют.

- А я считаю, что по-другому его никак не назовешь.

- А я нет!

Атмосфера явно накалялась, и Цеся предпочла убраться подальше от эпицентра склоки. Захватив из кухни несколько оставшихся от обеда холодных картофельных оладий, она поднялась на башенку.

12

Данка, разумеется, лежала на матрасе и писала стихи. Из проигрывателя неслись звуки флейты, и вообще не похоже было, что кому-то здесь хочется заниматься.

Цеся поставила перед Данкой картофельные оладьи и приглушила проигрыватель.

- Данка! - строго сказала она. - Пора поговорить серьезно.

- Я пишу, - заметила Данка.

- Ты должна начать что-то делать.

- Не мешай.

- Учиться, к сожалению, нужно, от этого не отвертишься, как ни старайся, продолжала Цеся, твердо решившая не сдаваться. - У тебя что, совсем нету честолюбия?

- Нету. Я пишу. Не мешай мне, черт подери!

Цеся выключила проигрыватель.

- Нет, ты меня выслушай! Мне надоело! - крикнула она. - Ты относишься ко мне как к вещи! Даже не соизволишь посмотреть в мою сторону!

Данка посмотрела на Телятинку с издевательской ухмылкой и села на матрасе, откинув со лба блестящие каштановые волосы.

- Ну, давай говори, хотя я заранее знаю, что ты собираешься сказать.

Цеся, растерявшись, молчала.

- Ну? - подбодрила ее Данка. - Ты остановилась на том, что у меня нет честолюбия.

- Вот именно. И элементарного чувства благодарности, - выпалила Цеся. - Ты даже не замечаешь, что я трачу на тебя все свободное время. Я хочу тебе помочь, но ведь ты сопротивляешься! Ты так чудовищно ленива, что у меня просто руки опускаются!

- Ну, ну...

- Хоть намек на чувство собственного достоинства у тебя есть? Ты не понимаешь, что это унизительно, когда тебя перед всем классом постоянно называют лентяйкой? А ведь ты не глупей других, даже совсем наоборот...

Данка встала и нервным движением одернула юбку.

- Послушай, - сказала она, снимая невидимую ниточку с рукава зеленой вязаной кофты, - условимся раз и навсегда, что у меня нет честолюбия, чувства благодарности, чувства собственного достоинства и что я лентяйка. Сразу станет легче жить. И тебе будет спокойнее, и я смогу писать без помех.

- Ничего не понимаю. Ты что, хочешь остаться на второй год? - застонала Цеся, хватаясь за голову.

- В принципе мне все равно, - призналась Данка. - У меня уже столько хвостов...

- Да ведь я хочу тебе помочь!

- Не станешь же ты за меня учиться.