Целинная рать

– Артиллеристы, Сталин, дал приказ! Артиллеристы, зовет Отчизна нас! – радостно горланил Витька, вместе с прапорщиками. В первый раз, ему не затыкали поющий рот, никто не отказывал в выпивке, поэтому и восхвалял он доблестных сталинских «богов войны» громче всех. Пару раз, к ним заглядывал начальник караула, с требованием прекратить пение, но всякий раз, приняв внутрь порцию « отступного», удовлетворенный возвращался к своим обязанностям.

Сумка старшего прапорщика Владимира Семеновича, казалась бездонной. И если бы не явление его жены: худой, бледной особы, с выпирающим углом, огромным животом, они успели бы в песнях и тостах, вспомнить и прославить, еще не озвученные, остальные рода войск.

Пары алкоголя в Витькином мозгу, зацепили струны благородства, и он как истинный джентльмен, решил предложить даме свою табуретку.

25

Но в ответ был отодвинут вместе с ней в угол, не по-женски, сильной рукой. Вспомнив свой опыт таких ситуаций, он мудро решил, пока оставаться в углу.

– Опять в «зюзю» господа офицера,– начала особа с животом, свое вступительное слово,– дома двое голодных ртов, как птенчики клювики открывают, папку с едой ждут. Жена, совсем, до последнего, беременная, а он отдыхает. Опять спирт глушит, с другом своим драгоценным. Переработались, видите ли, – заканчивая свое вступление, она с силой треснула старшего прапорщика, по затылку. Витька, услышав этот звук, втянул голову в плечи,

– Дождешься алкаш, выкинут со склада, и назад в деревню, коровам хвосты крутить. Ведь неделю назад, забыл? Как у командира в ногах валялся, прошения просил, и опять продолжаешь? – дама рывком, за воротник, сдернула Семеныча с табуретки,– Дома я тебе мозги вправлю, а завтра к замполиту пойду,– приговаривала она, толкая того к двери. Вытолкнув его за порог, она повернулась, к побледневшему от страха увиденного, Витьке, и вежливо попрощалась, – До свиданья, молодой человек.

– Доброй ночи, сударыня,– пролепетал он, от страха, вдруг вспомнив старосветские манеры.

После потери друга, Петр Игнатьевич, все еще твердой рукой, с невозмутимым выражением лица, наполнил стаканы.

Витька, когда минула опасность, с табуреткой в руках вышел из угла, и присел к столу.

– Жалко, мужик-то такой компанейский. Хороший мужик,– сказал он, еще раз для спокойствия, посмотрев на закрытую дверь, убедившись в отсутствие угрозы.

– А чего с баб взять? Чего они понимают? Что у нас служба ненормированная, что бывает, засидишься тут допоздна. Ты думаешь, моя «портупея» лучше? На службе, напрыгаешься, как кенгуру, придешь домой, язык на плече, ноги, хоть отвязывай. Вместо того чтоб мужу уставшему, какой никакой отдых сообразить, начинает расспросы. Откуда, куда, зачем? А какое их дело? Их назначение: сопи в тряпочку, да мужа жди.

А, – махнул Игнатич рукой, – ты, человек гражданский. Разве нас, военных, поймешь?

– Ну, ты задвинул?– возмутился Витька, – У баб, гражданских, что? Расположение поперечное, или титьки на спине? С ремонта поздно припрешься домой, тоже одни огорчения. Тут все и начинаешь подсчитывать.

– Чего?

– А того. Если бы сразу убил, давно бы отсидел и вышел. Хорошее дело, браком не назовут. Но ты же знаешь, умная мысля, она, всегда опосля. Тут сплошные вопросы, без ответов. С ними застрелись, а без них, хоть вешайся. Мудрецы, и те, хрен разберутся.

– Это ты верно сказал. Куда ни кинь, везде клин, – согласился с ним Игнатич, залпом осушая свой стакан.

–А чего тут говорить? Баба, она и в Африке баба, темнее только, что тоже неплохо. Ночью проснешься, вроде как один спишь, нервы успокаивает. Да и с ней ведь всегда интересно, как в прятки на кровати играешь, ночью же все на ощупь. Хотя, ориентиры, что у белых, что у разноцветных, одни и те же. Но как, ни говори, азарту, все равно с ними больше, в диковинку ведь, как ни как. Нашел, вроде как заслужил, дольше она водит, – следом опрокинул свой стакан, Витька.

Они стали энергично закусывать, вспоминая жен, а больше всего Семеныча, так вынуждено покинувшего застолье.

– Не, без них никак, – закусив, продолжил Витька, – все равно к ним идешь, под дверью готов спать. А иначе как? Бессонница иначе. Вон у меня, дружок, пришел с ремонта, поддатый, конечно. А жена домой не пускает. Выбросила фуфайку перед дверью, вот здесь говорит, и спи, раз без питья не можешь.

Он покрутился на фуфайке, а сон не идет. Он опять на звонок, – дай, говорит, хоть подушку, головой на бетоне мерзнет. Выкинула ему подушку. Он пристраивался, пристраивался, ну, не уснуть никак. И тут до него дошло, почему уснуть не может?

26

– И почему, – заинтересовано спросил единственный слушатель.

– А потому. Неси, говорит, щетку сапожную, руку положить не на что, уснуть не могу, – вздохнул рассказчик, беря стакан, – Нет, без них никак.

– Санек, у тебя повестка с собой? – добрались голоса, до Васькиного сонного сознания.

– А чего?

– Да чего – то вспомнил, – ответил Сергей,– как в военкомате предупреждали, чтоб берегли, мол, это вам не бумажка, а серьезный документ. Деньги, мол, будете, по ней за сборы получать.