Целитель #01 - Спасти СССР!

– А это внешний накопитель. Для хранения данных. Ничего лучшего пока найти не удается. А вот из этого я соберу маленькую дополнительную плату – для связи с кассетником.

А глазки-то у Давида Моисеевича разгорелись! Видать, не зря корпел в институте.

– Вы считаете, этих деталей достаточно?

– А у меня еще есть! Кстати, а вы не помните такого Данилина, Антона Гавриловича? Вроде бы он тоже в ИКАНе трудился…

– Данилин? – задумался Кацман, и лицо его просветлело. – А, Тося! Конечно, помню! Тосю Данилина мы комсоргом выбрали, так он и пошел по комсомольской линии.

– Все с ним ясно! – хихикнул я.

Мы еще долго болтали – о программировании, о Бэйсике и Алголе, о законе Мура. Я даже нарисовал в его воображении ослепительные перспективы, вроде интернета, который я обязательно назову по-русски. Хотя почему я? Академик Глушков уже что-то такое похожее изобрел, ОГАС называется – Общегосударственная автоматизированная система.

Кацман пригорюнился даже, почувствовав приближение новых горизонтов. И вдруг его скрючило – как говорится, ни вздохнуть, ни охнуть. Он вцепился в спинку стула, едва не падая на колени, и резко побледнел. Видать, почки «распустились».

– Там… – просипел Кацман, словно меня пародируя. – Таблетки… Пожалуйста…

– Таблетки не помогут, – процедил я, быстро снимая платок с Давида Моисеевича. – Держитесь!

Человек я брезгливый, но Кацман был из тех чистюль, которые посуду моют до блеска, а мочалкой орудуют до скрипа. Я положил ладони ему на поясницу, прямо поверх майки (это девочек щупать приятно, а мужиков как-то не очень).

Боль я унял сразу.

– Прошло!.. – выдохнул Давид Моисеевич.

– Не прошло, – покачал я головой, – да и не в почках дело. У вас застарелая подагра. Надо ее вылечить, тогда и отложений не будет, и почки не откажут. А камешки мы выведем… Ну-ка… На локтях?

– Да-а…

Я долго «грел» опухшие локтевые суставы, пока не почувствовал усталость.

– Хватит на первый раз. Попейте водички, стакана три хотя бы, я тогда с почками поработаю.

– А чайный гриб можно? – робко спросил Кацман.

– Вполне!

Он долго булькал на кухне, а когда вернулся, посмотрел на меня с восторгом неофита, приобщенного к высшей мудрости.

– Зря я не верил Алону! – воскликнул Давид Моисеевич. – Вы таки можете немножечко поправить здоровье старому больному еврею!

– Таки да! – ухмыльнулся я.

Тот же день.

Первомайск, улица Ленина

Домой я вернулся сильно утомленным, но хорошая порция жареной картошки и возраст живо вернули тонус. Наверное, для мозга тоже нужна тренировка. Во всяком случае, раньше я бы весь день ходил вялым, теперь же восстанавливаюсь быстро. Бекицер[43], как Давид Моисеевич говаривает.

Бодрости мне добавляло и это неожиданное знакомство. Кацман сохранил острый ум и азарт, у него оставались связи в академической среде. Нужный человек.

Правда, опаска тоже присутствовала. В прошлой жизни я мало кому помогал, в смысле лечил. Не потому, что страдаю мизантропией, просто мало общался с людьми. И опыта у меня было не много.

Теперь же всего за пару месяцев я помог большему количеству людей, чем раньше лет за десять.

А ведь это след, товарищи. Обязательно ведь кто-то в КГБ заинтересуется такой «гигантской флюктуацией» – нигде никаких исцелений, а в Первомайске сразу пачка!

Ну, да, согласен. А что прикажете делать? Быть выше человеческих страданий? Как-то не по-людски…

Переодевшись в «рабочее» – старые индийские джинсы «Авис» и байковую рубашку, накинув сверху куртку из кожзама, я отправился к Шевелёвым.

Надежды Васильевны не было дома, чему я порадовался – не хотелось испытывать неловкость. Уж больно много признательности сразу.

– Машенька, привет!

– Привет!

Маша вскочила из-за стола, где делала уроки, подбежала, улыбаясь чуть смущенно… Ну, тут хоть в меру благодарности.

– Как Светланка?

– Читает!

– Это хорошо…

Я прокрался в спальню. Света лежала на боку, опираясь на пару подушек, и читала книгу, поставив ее на стул рядом.

– Много знакомых букв увидела?

Девушка сразу встрепенулась, обрадовалась, засмеялась.

Впервые ее смех я услыхал две недели назад, когда она сама смогла согнуть ноги в коленях.

– Ага! Будем ходить?

– Еще как! Хватит валяться!

Я помог Свете сесть и свесить ноги. Нижняя половина тела еще плоховато ее слушалась, но уже двигалась. Мозг постепенно привыкал, учился заново передвигать ногами. Надо ему помочь настроить разлаженный организм. Надежда Романовна, или Маша, или Рита каждый день массировали Светланке ноги, «согласно рекомендациям доктора Итай-Итай», а сам я делал ей иной массаж – увы, бесконтактный. Скоро, очень скоро сестрички Шевелёвы станут, как и прежде, шагать и бегать парой.

– Встае-ем… – я ухватил Свету под мышки и потянул вверх. Девушка напрягалась изо всех сил. – Вста-али…

– Ой… – Шевелёва покачнулась.

– Не падать! – я подстраховал ее и зашел со спины.

– Лапы плохо держат…

Крепко удерживая Свету, я скомандовал:

– Левой лапой шагом марш!

– Есть… – слабо отозвалась девушка.

Ох, как же это трудно – приподнять ногу, согнутую в колене, перенести вес тела, опустить ногу, оторвать от пола другую…

Мы прошли всю комнату наискосок и вернулись обратно.

– Устала?