Целитель #07

Я сдал назад, заезжая в проулок. Пошарил под сиденьем. Выудил замотанный в тряпицу «Стечкин», и молча протянул Жеке.

— Ух, ты… — обрадовался военный человек. — Совсем другое дело!

— Подстрахуешь меня. И прикроешь спину.

— Есть! — серьезно вытолкнул Зенков. — Только молча, да?

Я кивнул. Всю дорогу до Орехово-Зуево мое паранормальное нутро сосредотачивалось. А в городе я и вовсе затаился, ничем себя не выдавая, чтобы не спугнуть тантрического ламу.

«Я т-те еще устрою, ваше высокопреподобие!»

Перейдя улицу, мы воспользовались дырой в заборе — фабрика никем не охранялась. Можно спорить на что угодно — местные «частники», хозяйственные и домовитые, вынесли с выморочного производства всё, что могли — двери, рамы, стекла, нехитрую конторскую мебель… Не пропадать же добру! А на халяву и дерьма отведаешь…

— Он здесь, — негромко оповестил я Жеку, ощущая темную энергию Римпоче.

Зенков деловито передернул затвор.

В мрачном, гулком цеху холод соседствовал с сыростью, отчего по стенам расползалась чернота. На удивление широкая лестница вывела нас прямо к фабричной конторе. Разумеется, полы в коридоре были содраны, одни лишь лаги догнивали со ржавыми останцами гвоздей.

Осторожно ступая по шлаковой засыпке, я приблизился к двери, из-под которой струилось слабое тепло.

— Кивну, — шепнул я, — стреляй в замок.

— Есть.

Я собрался, раздувая в себе ожесточение, поднимая градус эмоций — и кивнул. Грохнул выстрел, вынося замок, и я, плечом толкая облупленную филенку, ворвался в загаженный кабинет.

Тсеван Римпоче, усохший и смуглый, густо заросший курчавым волосом, похожим на черный каракуль, восседал на дырявой кошме, сплетя тощие ноги в падмасане. Черные глаза, болезненно щурясь и помаргивая, уставились на меня — и навалилась чужая воля, подминая. Только я был сильнее. И злее — его высокопреподобие тоненько завизжало, корчась от боли.

— Где Аидже? — мой голос стыл в минусе.

Римпоче глядел на меня, вытаращив глаза, потрясенный и раздавленный. Ну да… Только что парил небожителем, воображая себя чуть ли не бодхисаттвой, и — здрасте! Повержен во прах…

«А, и правда, пыли сколько…»

— Ну? — мой ботинок легонько прижал немытую шею Тсевана.

— Я… буду жить? — просипел лама на чистом русском.

— Будешь, — нехорошо улыбнулся я, не уточняя, долго ли продлится обещанное житие.

— Этот дикарь… — выговорил Римпоче, задыхаясь. — Он на даче живет, у профессора какого-то… В Малаховке…

— Спасибо, — вежливо поблагодарил я — и остановил сердце ламы. Тибетец сильно вздрогнул, сникая. Сдулся будто, выпуская воздух из легких.

— Дай-ка, — потянулся я за пистолетом. — Нужно сделать контрольный выстрел — в голову. Иначе Тсеван предупредит подельников — мозг переживет хозяина на верных полчаса.

— Не переживет, — отвел мою руку Зенков.

«Стечкин» рявкнул оглушительно и звонко. Пуля вошла в лоб цвета седельной кожи, и взболтала высокоорганизованный мозг.

Тот же день, чуть раньше

ФРГ, Цвизель

Рита не могла усидеть на месте. Она обошла всю комнату в цоколе, основательно забитую разным хламом, но, увы, выход находился там же, где и вход.

К ощущению нависшей угрозы примешивалась тревога за Мишу. Ведь вчера он так и не вышел на «мыслесвязь», не пожелал ей интимного «Споки ноки!» А если с ним что-то случилось? А вдруг его…

Не думать, не думать!

Лязг засова ударил по нервам. Девушка резко обернулась, наблюдая, как по добротным каменным ступеням спускается Иржи, переодевшийся в спортивку «Адидас». В одной руке чех держал пистолет, в другой — картонную коробку.

— Бутерброды, — буркнул он, швыряя упаковку.

Настя поймала ее, а Корда, криво усмехнувшись, шагнул к лестнице.

Внезапно Петр Семенович махом вскочил, толкая чеха в прыжке. Иржи глухо охнул, вскидывая руки и валясь на пол. Мишин папа проворно ухватился за пистолет, выкручивая его из пальцев предателя.

— Больно! — взвизгнул Корда, поджимая ноги.

— Потерпишь… — пропыхтел пан директор, тыча стволом в шею чеху. — Зачем мы здесь? Чего для?

— Не знаю… — заскулил Иржи.

Дуло вдавилось сильнее.

— Ну?!

— Тот индус… — прохрипел Корда, облизывая губы и часто всхлипывая. — Он… Когда заметил, что я колеблюсь, то сказал… Сказал, что вы все — семья Михи, опасного психотеррориста и убийцы…

— Миши?! — охнула Лидия Васильевна, закрывая рот ладонью.

— Миши… Михи… Сказал… Без семьи Миха станет покладистей и… — чех с силой рванулся, скидывая Петра Семеновича.

Шарахнулся к лестнице. Поскользнулся, и упал, с размаху треснувшись головой об угол ступеньки. Мертвое тело скатилось на пол, а вытаращенный «рыбий» глаз Иржи уставился на подтекающую кровь, словно ужасаясь.

Настя побледнела впросинь, зажимая рот ладонью, Рита с Лидией Васильевной остолбенели, а Мишин папа вскочил, хватая оброненный «Вальтер».

— Держи! — передав оружие Рите, он небрежно перевернул труп, и быстро обыскал его. — Наши паспорта! Ага…

Выцепив из куртки Иржи приличную сумму в марках, Петр Семенович сунул деньги себе в карман, и вернул пистолет.

— Уходим! Настя, держи бутерброды!

— Д-держу…