Целитель #08

«…И аз воздам. Так воздам, что мало не покажется!»

[1] Burnt (англ.) – гарь.

[2] Реальный случай и подлинный текст.

Глава 8

Глава 8.

Суббота, 22 апреля. Утро

Нью-Йорк, Пятая авеню

Оуэн Чэнтри покинул мрачноватый, всегда прохладный холл «Центра», и вышел на крыльцо. Громадный домина обнимал двор с трех сторон, а четвертую изображала кованая решетка – за нею стелилась респектабельная, надменная, безумно дорогая «Миля миллионеров».

И он, простой парень со Среднего Запада – здесь!

Оуэн залучился торжествующей улыбкой. Разве это не успех? Ну, что ему светило на отцовом ранчо? В жару – пыль, в дожди – слякоть. И едкий пот, и неистребимая навозная вонь… И ни малейшего просвета впереди!

Встаешь до восхода, глотаешь черный, как деготь, крепчайший кофе – и в седло. Гонять бычков, чинить изгороди, расчищать водопои, выгонять тупых коров из колючего чаппараля…

Это только в вестернах, под пронзительные трели губной гармошки, распахнуто дикое приволье, а на фоне потрясающего заката чеканно рисуется силуэт всадника в широкополой шляпе.

Картинка!

Вот только в скучном реале некогда любоваться просторами. Гонишь бычков-двухлеток в смердящем, душном облаке пыли, а сам потный весь! Корочка грязи зудит на лице – терпи, вечером смоешь! Из бачка с теплой, ржавой водой… На фоне заката.

Бобы с телятиной на ужин… М-м-м… А если еще и приготовить умеючи, на костре из веточек креозотового кустарничка… Мясцо с дымком – сказка! Вот только тяжкая, свинцовая усталость гнет к земле - руки до того дрожат, что вилка в рот не попадает! Тупо зажуешь - и спать, спать, спать…

А с рассветом – повторение пройденного. И так всю жизнь.

Губы Чэнтри дрогнули в улыбке. Спасибо мистеру Баруху – разглядели его таланты!

Прорезались они в тот самый дождь, когда залило пастбище у Вивер-Крик. Ливень не шумел, а грохотал, вколачивая струи в сухую землю. Воистину, разверзлись хляби небесные! Гром гремит, молнии блистают! Малолетний Оуэн юркнул в амбар, а там соседская Эллис мокрое платье выжимает…

Это восхитительное зрелище и сейчас встает перед глазами, до того велико оказалось потрясение. Влажные волосы обвисают черными плетями, глаза посверкивают диковато, а груди покачиваются, как атласные шары…

В тот день Чэнтри впервые ощутил набухание в промежности, даже грубая ткань джинсов не скрыла пробудившегося влечения. Эллис хихикнула, замахнулась на него вымокшим платьем, отчего волнующие округлости подпрыгнули упругими мячиками.

Ничего бы не было между ними, Оуэн отчетливо понимал это. Девушка старше его, и не испорчена - даже год в колледже не отнял у нее понятия чести.

Он бы стыдливо отвернулся, Эллис поспешно натянула бы сырую, облипающую тело одежонку…

Но стало так, как захотел Чэнтри. А он в те драгоценные минуты возжелал изо всей мочи, чтобы у Эллис тоже проснулась тяга к нему! Неодолимая!

Великолепное, просто волшебное воспоминание…

Девушка замерла – и повесила платье сушиться. Взволнованно дыша, не поднимая трепещущих ресниц, стянула узенькие, беленькие трусики. Ее соски отвердели, а губы пересохли…

…Эллис еще трижды прибегала к нему в тот амбар, пока не вернулась в город. А Оуэн убедился в том, что обрел непонятную, но великую силу.

Он затаскивал в постель девчонок, находил потерявшийся скот, заставил громилу Хорхе бубнить извинения… А силы только прибывало!

…Отец помер прошлой осенью, когда клеймили скот – уж больно тужился, уламывая норовистого бычка. Ранчо и все стадо Чэнтри продал отцу Эллис, а тот так и не догадался, отчего ему вдруг такие скидки…

Оуэн только отцовский «Форд» забрал с собой. И куда бы он доехал – бог весть. Всерьез же хотел в Лас-Вегас податься – являть чудеса со сцены! Спасибо людям мистера Баруха, вовремя зазвали к себе. Уважительные, серьезные… Обещали кучу денег – и всё до цента на его счет легло. Сто тыщ баксов!

А делов-то… Сиди и думай! С такими же, как он, «паранормами». Их по всему свету собирали – и белых нашли, и азиатов, и чудно́го шамана из русской Сибири, где ГУЛАГ с медведями, и даже негритянского вождя из Африки по имени Габа. Габе туго пришлось. Каково это – из джунглей в мегаполис? Да еще отмыли бедного, одели-обули, забыв спросить: охота ли ему штаны носить? Он же всю свою жизнь голым и босым ходил, с кольцом в носу, как у быка на привязи!

А самый главный из них – Аидже. Мало того, что индейских кровей, так еще и сам ровня Чэнтри! Ух, и силищи в нем… Как глянет своими черными глазами, холодными, как вода в проруби, так сразу тянет по стойке «смирно» встать! И не улыбнется ни разу.

«Твоя задача, - твердит, - тратить свою энергию по чуть-чуть, когда мистер Барух рядом. Просто размышляй о чем-нибудь или вспоминай. Тогда чужой, темный паранорм не сможет прочесть мысли хозяина, и не навяжет ему свою волю!»

Спустившись во двор по ступеням, Оуэн захихикал – простейшее, детское ликование переполняло его, а на волю рвался счастливый смех. Да за такие деньжищи, за почет и уважение, он что угодно сотворит для мистера Баруха! Надо будет, притащит ему кинозвезду из Голливуда. Только прикажи!