Целитель #08

«Обойдусь без помощничков!» - мелькнуло у меня.

Может, и глупо поддаваться порыву, но упускать возможность – и вовсе дурость. Полчаса спустя Форд толкнет речь в Федеральном Холле! Когда еще выпадет подобный случай? Или мне в Овальный кабинет прорываться с боем?

В общем, выходило так, что главным для меня было вовремя вернуться до дому. «И чё?» - по выражению Изи.

Желтый кэб вывернул на Уолл-стрит, подъезжая к бирже, и я расплатился. Приехали…

Небо затянуло хмарью, и улица, выдержанная в пасмурных тонах, насупилась будто, тускло бликуя сотнями окон. Тень, затянувшая всё окрест, вызывала тревогу, и мои нервы натянулись.

«Ты веришь в знамения и провозвестия? – прошмыгнула ехидная мыслишка. – Ай-я-яй… А еще партейный!»

Народец, снующий вокруг, относился к племени брокеров, поклонявшихся быку и медведю – все с очень озабоченными лицами, спешат, помахивают чемоданчиками или портфелями…

Тем неожиданней было встретить идущего навстречу Аидже. Весь в белом, он шествовал, аки ангел среди грешников, и смертные уступали ему дорогу.

А меня такое зло взяло, что я молча обошел индейца, и зашагал дальше, стремясь к цели, как ракета с самонаведением.

- Постой! – глухо сказал Аидже, разворачиваясь и догоняя меня. – Это ловушка!

- Да неужто? – выцедил я.

За углом мне открылся Федерал-Холл, смахивавший на эллинский храм с колоннами. Только перед ступенями темнело изваяние не Зевса или Афродиты, а Вашингтона, выскочки, которому милостиво улыбнулась История.

Скопище активистов с плакатами… Стадо полицейских машин… Неприметные особи Секретной службы… Флаги, полощущие звездами и полосами…

- Стой! Надо поговорить.

Я ощутил на себе невидимые путы, они сковывали, как вода – каждый шаг давался с большим трудом. Ярость умножила силы, но помогла не особо.

- Слабее, ковбой, слабее… - выговорил Аидже по-английски, напряженным, сдавленным в усилии голосом, и снова перешел на русский: - Я не меняю своих решений, а клятва для меня свята. И, если я перехожу в стан врага, то не для того, чтобы предать, но чтобы спасти.

- Кого? – каркнул я.

- Тебя, - ледяной тон индейца потеплел, и мой, доселе бесстрастный визави улыбнулся. – Не поддавайся юной плоти, Миха, она страстна, но неразумна. Что ты хотел сделать с президентом? Остановить ему сердце? Вызвать обширный инфаркт? Ладно, это неважно. Миха, ты целился не в того.

- Что? – мне стало зябко.

- Не здесь, - качнул головой Аидже, и сделал жест-отмашку.

Меня скрутило по-настоящему. Я затрепыхался – бесполезно. Окружающее заткалось цветным туманом – и бысть тьма…

Воскресенье, 23 апреля. Полдень

Нью-Мексико, ранчо «Секл Джей»

Вчера был день рождения «дедушки Ленина»… Октябрят принимали в пионеры, и в актовых залах ликующе взвивались детские голоса: «Всегда готовы!» А я…

Мои брови сошлись, натягивая морщины. Да нет, всё я помню, просто сделать ничего не мог – мне и две воли не пересилить. И там еще один тип был… Оуэн, кажется. Этот просто бурлил энергией. Деревенский парубок, не сознающий мощи своего мозга.

Мою тушку засунули в фургончик, довезли до Ла-Гуардиа и перегрузили в белый «Гольфстрим» - маленький бизнес-джет уже вовсю свистел, прогревая моторы.

Не помню, долго ли мы находились в воздухе – уснул. Самолет тряхнуло на развороте, и я открыл глаза. А за иллюминаторами горы проворачиваются – то ли Скалистые, то ли Сангре-де-Кристо.

Д-зын-нь! Доставка! Ранчо «Джей в круге».

Пока меня кантовали, я урывчато разглядел место своей временной прописки. Добротный корраль, за изгородью лоснятся ухоженные лошади… Столетний домина из бревен и дикого камня… Покатый горный склон, заросший осинами – голые деревья мреют в зеленой дымке…

«Красота-то какая, - мрачно подумал я. – Лепота…»

Моя комната больше походила на зал, пустой и гулкий, в четыре окна. За ними стелется луг, на травке пасутся коровы, две или три – для антуража. Пастораль, типа. Буколика.

Долина размерами не поражала – два широких берега неприметной речушки, а дальше равнина выходила на пологий склон, задиравшийся все круче с высотой. В окно видать, как в серо-коричневые росчерки весеннего леса вкрапляются сочные мазки сосен, а еще выше темная зелень сливается. Там проходит граница хвойного царства ели и тсуги, и дотягивается оно аж до горных лугов. Но с моего дивана не увидишь альпийского разнотравья.

Я осмотрелся. Из открытой форточки поддувало, донося приятный дух свежего сена. Сквознячок кружил под высоченным потолком, и висюльки огромной люстры взволнованно перезванивались.

Справа громоздился гигантский камин, сложенный из окатанных глыбок. Рядом, валяясь в кожаном кресле, дежурил соглядатай, толстый и губастый, с большой, бритой головой. Казалось, он дремал, но стоило мне шевельнуться, как белесые ресницы вздрагивали, и я перехватывал зоркий взгляд.

Слева темная деревянная лестница уводила на второй этаж, а на галерее, плохо заметный за резными балясинами, устроился второй дозорный. Он мерно покачивался в кресле-качалке, пыхтя тонкими черными сигарками, и время от времени прикладывался к плоской бутылке.