Целитель #11

«Гэлэкси» взлетел, и стал набирать высоту. Двигатели упруго рокотали, подтягивая самолет к синей стратосфере.

— Энергии хватает на десять импульсов, — громко заговорил Лит, шлепая «игрушку» по панели. — Целая очередь! Но тут места много, можно еще пару накопителей втиснуть, и выйдет сверхтяжелый истребитель!

— Тридцать две тысячи футов, — сообщил интерком жестяным голосом. — Выходим на цель.

Даунинг заинтересованно приник к мониторам.

— До мишени около ста миль, — сообщил Боуэрс, заметно нервничая. — Тахионный пучок практически не реагирует с плотными слоями, но активно теряет заряд… Сейчас… Вот!

Мишень — каркасный дом — заметно подрагивала на экране. Бледный пузырь энергосферы окутал здание, и оно не сгорело даже, а будто рассеялось в ярко-фиолетовых вспышках.

— Готово! Танк!

Невесть, где добытый «Т-34» полыхнул желто-белым накалом. Стальная броня вскипела, мгновенно испаряясь. Светившаяся малиновым цветом башня погрузилась, кренясь, в расплавленное нутро, а пушка изогнулась, как вареная макаронина.

— Сто двадцать миль! — похвастался Лит. — На пределе!

— Неплохо… — затянул Джек, довольно кивая. — Очень даже неплохо…

— Да, сэр… — молвил Боуэрс, и разом поскучнел. — Будь Джеральд жив… Он знал множество нюансов, до которых я так и не смог… м-м… допереть. И всё бы у нас вышло замечательно… Просто замечательно…

«Переживает, — криво усмехнулся директор ЦРУ. — Чует Иудин грех…»

— По данным разведки, — прищурился он, — мистер Фейнберг жив и здоров.

Лит страшно побледнел, до синевы.

— Правда, сэр? — пролепетал он.

— Правда, — сухо признал Даунинг.

В следующую секунду он испытал неловкость — лицо Боуэрса осветилось счастливой детской улыбкой.

Четверг, 16 апреля. День

Оманский залив, борт судна обеспечения «Богатырь»

— Батискаф устроен очень просто, как дирижабль, — бодро рассказывал глубоководник с наголо обритой головой, которого все звали Эдиком. — Только в поплавке у него не гелий, а бензин, и гондола из толстой стали. Бензин легче воды, и не сжимается. Погружается батискаф под весом железной дроби в бункере, а всплывает, освободившись от балласта. Так уходил на глубину «Триест» или «Архимед», но это вчерашний день! — он гордо шлепнул по выпуклому боку «Поиска-6». — Сейчас для этого используется синтактная пена — маленькие полые сферы из прочного стекла в полимерном наполнителе. Мы это дело так и зовем — сферопластиком…

Гирин отошел шагов на пять, чтобы охватить взглядом обтекаемый батискаф с обводами обычной субмарины — ну, возможно, не в меру упитанной, белой в синюю полоску. В длину «Поиск-6» вытягивался почти на тридцать метров, а трехэтажная гондола напоминала цистерну.

Бритоголовый Эдик обвел взглядом толпу любопытных матросов, и подбоченился.

— Мы уже испытали эту лоханочку, — он ласково похлопал по борту глубоководного аппарата, словно коня по шее потрепал, — спускались на дно Камчатского разлома, а это шесть километров!

Мичман глянул в трюм, где недавно почивал батискаф. Судно-носитель недаром звалось «Богатырь» — и трюм глубок, и кран могуч. Правда, на фоне «Минска» оно как будто скукоживается…

— Так вы что, «Энтерпрайз» подымете? — прогудел вопрос из толпы.

— Да на фиг он нам сдался! — простодушно ответил Эдуард, и ухмыльнулся. — А вот пару самолетиков выудить — это вполне! Слушайте, товарищи, у меня, у самого вопрос… К-хм… Кадровый! Пилот батискафа у нас есть — это я, а вот инженер запаздывает. Прилетит не раньше завтрашнего дня, вот только американцы ждать не будут! Короче, добровольцы есть?

— Я! — поднял руку Гирин, и все обернулись к нему.

— Ага! — оживился пилот. — А какая БЧ?

— Радиотехническая, — отрапортовал Иван.

— То, что надо! Ну, все… Готовимся к подвигу… э-э… К погружению!

* * *

Каперанг Гокинаев, командир «Минска», не возражал — он даже «благословил» мичмана на глубокий поиск. Замполит Якушев и вовсе иззавидовался, но Гирин обещал всё-всё рассказать в мелких подробностях.

Честно говоря, решимость его несколько увяла, стоило ему сравнить разморенный плеск зеленых волн и холодную черноту бездны. Разумеется, ум бодрился — какая, дескать, бездна? Километра три, от силы…

— К погружению! — непривычно резко скомандовал Эдуард.

Океанолог, а по совместительству оператор «механической руки», пожилой Иван Сергеевич браво ответил:

— Готов!

— Готов, — эхом отозвался Гирин.

— Скорость погружения — один метр в секунду.

За толстыми иллюминаторами качался зеленистый свет. Очень постепенно он пригасал, а берилловая влага густела, добирая голубизны, мягко переходившей в синеву.

Десять минут спустя глубиномер показал сто метров, а когда стрелка прошла отметку «300», батискаф окутала тьма с легким лиловым оттенком.

— Тезка, — обронил Иван Сергеевич, — включи носовые фары.

Мичман включил — и обалдел. В лучах света шел снег! Только он не падал, а поднимался с глубины — «снежинки» реяли плавной метелью, всплывая.

— Это не то, что ты подумал, — хихикнул оператор, обретая сходство не то с Калининым, не то с Троцким, и поднял палец. — Планктон!