Целитель

— Если я правильно догадываюсь, они были из какой-нибудь частной охранной фирмы, профессиональные садисты, работающие за деньги. В тех домах все еще остались люди, которые могут позволить себе платить за то, чтобы в их районе поддерживали чистоту.

— Единственный сектор, который сейчас растет, — заметил Яатинен. — Сейчас человеческие пороки множатся. Каждый хочет заработать достаточно для того, чтобы отправиться на север. Но те места тоже не безграничны. И, может быть, жизнь на севере будет ненамного легче и приятнее, чем здесь.

Мне захотелось вернуть дискуссию к главной теме разговора. Я искал Йоханну, а не занимался исследованиями колебаний на рынке рабочей силы.

— Давайте суммируем: вы не смогли идентифицировать Целителя как Таркиайнена, — сказал я. — Когда вы начнете работать в этом направлении?

Яатинен как будто ждал этого вопроса. Не задумываясь ни на секунду, он ответил:

— Я найду Таркиайнена. Живого или мертвого.

— Как? — поинтересовался я.

— С помощью информации, которая у нас есть, плюс немного чутья и чуть-чуть удачи. Нам все это пригодится. Все говорит о том, что Таркиайнен жив. Где-то есть люди, которые его знают. Я бы очень удивился, если бы они нашлись сразу же за ближайшим углом. Мне кажется, убийца очень хорошо знаком с районами, в которых действует. То же самое относится и к людям в его окружении. Я бы поискал его старых друзей, товарищей по работе, соседей, партнеров по гольфу или другим увлечениям. Кто-то из них может все еще поддерживать с ним связь. Может быть, они все так же ходят в один и тот же паб.

На какое-то время Яатинен умолк. Казалось, он намеренно дал некоторым вопросам повиснуть в воздухе.

— Итак, вы не верите, что Таркиайнен мертв.

Ответа не пришлось ждать долго.

— Не верю, — проговорил он сухо и зло.

Мы говорили еще несколько минут, но я почувствовал, что инспектор все еще держит меня на расстоянии. Он рассказал мне много, но не все.

Я не стал давить на него. И не осмелился прямо спросить о том, что он думает по поводу шансов, что остались у Йоханны. Но мы обсудили дело о похищениях трехлетней давности, которые Йоханна помогла раскрыть благодаря двум девочкам, шести и восьми лет, получившим тяжелые травмы, но оставшимся в живых. Можно было подумать, что Яатинен заговорил об этом, чтобы ободрить меня. А я изо всех сил пытался понять, какую пользу смогу из этого извлечь.

После наступившего молчания он встал и одернул брюки своего темного костюма. То же самое проделал и я со своими джинсами. Спину снова пронзила острая боль. Мы обменялись рукопожатиями, после чего я поблагодарил полицейского за то, что он уделил мне время. Он в ответ заявил, что они сделают все возможное, и я выразил свою надежду на это. Мы были уже у двери, когда я обратил внимание на его последнюю фразу. Повернувшись к нему, я спросил:

— Почему вы продолжаете заниматься этим?

Какой-то момент он перестал походить на доктора Фила и стал похож на кого-то другого, наверное на самого себя.

— Почему, — повторил он как утверждение, а не как вопрос.

На его лице снова появился знакомый мне взгляд, мимолетная тень улыбки. Или это все-таки было раздражение?

— У нас все еще есть шанс сделать здесь больше хорошего, чем плохого. И я полицейский. Я верю в то, чем занимаюсь. До тех пор, пока кто-то не сумеет убедить меня в обратном.

9

— Ты самый странный тип из всех, кого я знаю, — как-то сказала мне Йоханна, вернувшись домой и обнимая меня. — Ты можешь часами сидеть уставившись в пустоту, но при этом выглядеть абсолютно сосредоточенным.

— Так и есть, — ответил тогда я, отвлекаясь от своих мыслей. — Только я не смотрю в пустоту. Я работаю.

— Сделай хоть небольшой перерыв, — засмеялась моя жена, — иначе просто не выдержишь.

Потом она скользнула мне на колени, широко расставив ноги, которыми покачивала у пола, надолго прижалась губами к моим губам, потом снова засмеялась.

Самые значительные моменты в нашей жизни так коротки и события так часто сменяют друг друга, что мы иногда просто ворчим или улыбаемся по этому поводу. И только потом ты начинаешь сознавать, что должен был как-то отреагировать, ощутить чувство благодарности или сказать другому человеку, как ты его любишь. Сейчас я был готов отказаться от всего, лишь бы снова почувствовать легкие, ласковые прикосновения рук Йоханны на своем лице или ее теплые полные сухие губы на своих губах.

Я сидел на заднем сиденье такси, полностью вымотанный, уставившись в темноту, и мне совсем не нравилось то, о чем я думал. Хамид спросил, куда ехать. Я ответил, что пока никуда. Мне нужна была минута, чтобы перевести дыхание. Так мы и сидели в машине недалеко от полицейского участка района Пасила, и Хамид то включал, то снова выключал печку. Оказалось, что даже в этом нужно было соблюдать баланс.