– Подключишь, – улыбнулся я, с треском распаковывая тару.
– Ой, спасибо, спасибо! – возрадовалась Хорошистка, и две милые ямочки заиграли на ее упругих, по-дитячьи пухлых щечках. – Девчонки показали, как пользоваться, а куда тут все эти провода втыкать…
– Сейчас я…
– Ага!
Монитор – в угол, к самой стенке, системник – под стол, «мышу» – на коврик. ГМД – в дисковод, то бишь в накопитель гибких магнитных дисков…
Щелкнув кнопкой, я вызвал к жизни микроЭВМ – дисплей осветился, а НГМД зажужжал шершнем, сглатывая инфу. Монитор мигнул – загрузка. Клик-клик. «Установить». Клик. «Готово». Клик-клик. Встроенный динамик донес знакомый перебор нот, и на экране взошла звезда «Ампары».
– Миша…
– Работает, пользуйся, – бодро сказал я, не отрываясь от дисплея. – Надо будет еще модем прикупить, сетевая карта в комплекте…
– Мишенька…
Встал. Подвинул стул. Обернулся. Замер.
Инна тянулась стрункой в шаге от меня – в босоножках на каблучке. А больше на ней ничего не было.
Я завис. Глаза жадно хватали то стройные ноги, то дразнящий изгиб бедра, то трепещущий от волнения животик, то набухшие соски, похожие на спелые малинки.
«Надо же, – плавала в пустоте одинокая мысль, пародируя ослика Иа-Иа, – мой любимый размер…»
– Мишенька! – Хорошистка ухватила мою безвольную левую руку и прижала к своей груди. Я отмер – мои пальцы вмялись в атласную туготу. Правая рука сама дотянулась до упругой, как мячик, ягодицы – и я грубо притянул девушку к себе.
– Да… Да… Да… – податливо шептала Инна, задыхаясь – и стягивая с меня тренировочные брюки с лампасами. Свитер с футболкой я скинул сам, выкручиваясь из рукавов.
Не помню, кто из нас кого повалил на кровать. Просто не хочется осуждать одну лишь Хорошистку. Я ведь прекрасно осознавал происходящее, но совесть не донимала меня ничуть. Не чувствовал за собой ни вины, ни раскаяния.
Да! Рита, Рита, Рита! Это имя колотилось у меня в голове, отзываясь частым биением пульса, но его пересиливало горячее стонущее аханье Инны, и тонкий голос, ронявший:
– Ещё! Ещё-о… О-о…
Я овладевал чужой женой на пределе сил, едва удерживая в объятиях гибкое и сильное тело. Кровь бурлила во мне, донося тающие льдинки мыслей:
«Освободись… Это освобождение… Ты хотел ее? На! Бери! Расколдуйся – и забудь!»
Тут же промелькнуло ощущение, что я просто заучиваю будущее оправдание. Или объяснение…
Пик! Экстаз! Взрыв!
Все обрывки дум, корчи переживаний и зашквар эмоций смыло в сладостном содрогании плоти.
«Свободен…»
Мы не сразу расплели руки и ноги – и тут же задышали, как утопающие, вырвавшиеся из бездны вод. Повалившись на спину, я бездумно глядел в потолок, исследуя трещинки в побелке и завитки резного багета.
– Не жалей ни о чем… – колыхнулся высокий томный голос. – И не вини себя – я давно, очень давно хотела, чтобы мы… Чтобы мы с тобой… Мое желание исполнилось.
– Мое – тоже, – я повернул голову набок, спокойно созерцая, как вздымаются Инкины груди, похожие на древнерусские шеломы, только живые и теплые, исцелованные да истисканные.
«Синяки будут…» – промелькнула мысль.
– Наверное, тебе придется плохо… – прерывисто шептала девушка, будто слабея, и являя синий блеск из-под трепета ресниц. – Всем опять хуже станет… Из-за меня. Я знаю, но… – смолкнув ненадолго, она тихонько напела: – «Мишка, Мишка, где твоя улыбка…» Самая нелепая ошибка – то, что я ушла от тебя. Из-за этого всё. Ну, да, я играла в любовь, было такое, но и любила! Тебя. Веришь? – она нащупала мою руку и погладила ее.
– Верю, – вытолкнул я.
– Вот такая вышла из меня роковая фемина… – длинно вздохнула Хорошистка. – Я кругом виновата, но все равно хочу, хочу быть счастливой! И стану! – повернувшись набок, она поцеловала мою руку, словно присягая. – Больше не буду вмешиваться в твою жизнь! Обещаю.
Подтянувшись, я чмокнул в сухие, как будто воспаленные, слегка припухшие губы Инны, и встал, оттолкнувшись коленом.
– Редко кто бывает виновен сам, – неторопливо облачаясь, всё поглядывал на Хорошистку, словно стараясь запомнить получше. Девушка лежала, бесстыдно раскинув ноги и заложив руки за голову. Глаза ее влажно блестели, словно отражая слабую блаженную улыбку, застывшую в изломе рта.
– Прощай, – сказал я, оборачиваясь в дверях.
– Пока… – прошелестело в ответ.