Он все же попытался вздохнуть и подняться, но Эйнар уже был рядом, и, более не утруждаясь плетением, прицельно пнул под дых. Альмод скорчился, потянулся к нитям, но плетение порвали, потом еще и еще, и каждый раз упущенное плетение отзывалось в голове болью и вспышками перед глазами. Впрочем, может, это были удары, кто его разберет. Он не мог ни плести, ни драться. Только корчился, пытаясь протащить воздух сквозь стиснутые зубы.
— Хватит, — донесся сквозь звон в ушах голос Харальда. — Поучили, и будет.
Он присел рядом, вцепился в волосы на затылке, разворачивая Альмода лицом к себе.
— Я не злопамятен. И мне по-прежнему нужен целитель.
Альмод расхохотался. Смеяться было больно, остановиться не получалось.
— И не боишься, что отравлю?
Сам-то он как раз зло помнил очень даже хорошо.
— А ты поклянешься, что не будешь злоумышлять.
Из благородных, мать его так. Эти всерьез верили в то, что, раз поклявшись, человек будет свято следовать обету. И сами им следовали. Впрочем, как и Альмод.
Отвечать он не стал — просто плюнул. Харальд стер со щеки кровавую слюну и коротко, без замаха, двинул Альмода кулаком в лицо.
Мир рассыпался искрами и исчез.
Глава 7
Первым, что он увидел, продрав глаза, была женская грудь. Пышная, гвоздики сосков приподнимали тонкий шелк, который больше показывал, чем прикрывал.
Альмод недоуменно моргнул. Бредит, что ли. Неоткуда здесь взяться шелку, единственная, кому он по карману — жена Харальда, покойница. Да и не было у нее таких… гм, такого богатства.
Телу, впрочем, оказалось все равно, явь это или бред, оно отреагировало так, как и должно реагировать на подобное зрелище тело здорового молодого мужчины после долгого воздержания. Альмод мысленно выругался.
Потом ощутил теплые пальцы, касавшиеся шеи там, где бьется пульс. Вспомнил, как рассыпались искры перед глазами. Так, а, собственно, почему он здоровый? Должен бы пластом лежать и думать вовсе не о женских прелестях. Не Ивар же его лечил? Хотя, если Харальд прикажет… Нет, вряд ли бы тот приказал. Он же проучить хотел строптивца.
Тогда кто?
Прикосновение исчезло, грудь, колыхнувшись, отодвинулась. Альмод почти с сожалением поднял взгляд, обнаружив наивную улыбку и белокурые локоны. Ресницы затрепетали, прикрывая огромные серые глаза.
Он бы купился — если бы за миг до того не увидел ее взгляд. Взгляд взрослой женщины. Опытной и очень себе на уме. Посмотрел на ее руки. Белые, холеные руки женщины, отродясь не занимавшейся грязной работой. И магистерский перстень. Одаренная.
Что ж, в эту игру можно играть и вдвоем.
— Где…
Сам тем временем просмотрел обвивавшие тело плетения. А неплохо его кто-то собрал. Хотя почему «кто-то», наверняка эта и лечила. Ушибы и синяки, если где и были, затянула. Голова не болит и не кружится, несмотря на трещину в скуле, не тошнит. Сломанный нос, пара ребер… в общем-то и все. Кости собраны, плетение, заставляющее их стремительно срастаться, запущено. Дешево отделался, знай подновляй плетения пару дней. Без них бы, конечно, сейчас и глаз бы не открыл, а так — как новенький. Даже есть силы думать о вещах вовсе сейчас неуместных, если к этому вообще подходит слово «думать».
— В трактире, — сказала она. Голос оказался грудной, обволакивающий от него одного начинало тянуть в паху.
Альмод в который раз мысленно ругнулся. Доигрался, стр-р-радалец, в вечную скорбь, майся теперь, точно пацан какой.
— Но… как?
— Хозяйка позволила занести вас и дать отлежаться. Насколько я понимаю, другой крыши над головой у вас все равно нет.
А, кстати, надо все-таки дойти и посмотреть на дом, где он жил. И узнать, что там с хозяйкой. Среди тех, кого снесли в трактир, ее не было. Обошлось или не пережила пожара? До сих пор он был слишком занят, чтобы об этом думать. Что ж, едва ли еще пара часов что-то изменит.
Альмод поднял бровь, ожидая продолжения.
— А я подумала, что давно не практиковалась в целительных плетениях. — Она пожала плечами, грудь под тонкой рубахой колыхнулась. — Но, признаться, уже начинала беспокоиться, что где-то ошиблась или упустила что-то. Вы спали и спали, и, казалось, вовсе не проснетесь.
Зато отоспался за все прошедшие дни.
— Так это вас я должен благодарить за спасение? — улыбнулся он. — И просить прощения за причиненные хлопоты?
Все это начинало очень дурно пахнуть. То за год ни одного с даром, то вот уже трое…. четверо, если считать Нел.
Четверо? Уж не чистильщики ли пришли разбираться, что случилось с соратниками? В отряде всегда было четверо: больше не пропустит проход, меньше посылать на прорыв нет смысла. А что лишь один кажется смутно знакомым, так год для ордена — большой срок. За это время можно весь отряд потерять, стать командиром и набрать свой.
Хотя нет, Нел явно оказалась здесь не потому, что в пожаре погибли два отряда. Он ведь сам ее подобрал. С ней все понятно. Трое, значит. И что им всем так понадобилось в Мирном? Медом здесь мазано?
— Ну что вы, сущие пустяки, — улыбнулась девушка. — Вы оправились бы и без плетений. Так просто быстрее и удобней.