Целитель. Десятое Блаженство

В бестолковой суете, мы растягивали веревки и вбивали колышки, намечая квадраты будущих раскопов, да метровой ширины межи между ними – всё по науке. А вот копать…

Орудовать лопатой под жарким солнцем – то еще удовольствие. Зато все мужчины киноэкспедиции – актеры, операторы, осветители «и другие официальные лица» – загорели первыми. Нина Павловна ревностно следила, чтобы никто не «сгорел на работе», и крема для загара уходили литрами.

Видя такое дело, женщины дружно возмутились, и тоже потребовали шанцевый инструмент в свои нежные ручки.

Правда, красавицы скоренько бросали орудия труда, и тихонько сбегали за дальний холм, чтобы вволю позагорать топлесс.

«Надо же как-то закрасить розовые полоски от лямок, – деловито объясняла Инна, – а то, когда разденешься, так некраси-иво…»

…Я поширкал заступом, выравнивая стенку раскопа, вытер тюбетейкой потное лицо, и вновь напялил свой головной убор. Бейсболка, как у Видова, подходила лучше моей «бескозырки», но большие темные очки тоже неплохо справлялись, прятали глаза от жалящих лучей.

Воткнув заступ в рыхлую кучу песка, я взялся за подборную лопату. По гулким мосткам как раз спускался Эшбах, толкая скрипучую тачку.

– Alles gut! – осклабился он.

– Ja, das stimmt… – прокряхтел я, нагружая.

– Вы, давайте… это… посматривайте, – раскомандовался Динавицер, с уханьем ковыряя глину старым добрым ломом. – Ари вчера подобрал настоящую тетрадрахму – прям, как тот самый Иудин сребреник!

– Перекур, мужики! – решительно заявил Белявский, поправляя панаму. – Изя, излагай!

– Чё? – вытаращился консультант.

– А чё хочешь! – расплылся актер, приседая на дощатый трап. – О! А почему Беэр-Шеба?

– А-а… – Изя стряхнул верхонки, и накинул рубашку, прикрыв натруженные плечи. – Ну-у, это седая и лысая древность! «Беэр» переводится «колодец», а «шева» означает… О, тут можно по-разному трактовать! И как цифру семь, и как форму слова «клятва». По версии сочинителей Библии, где-то здесь, в Вирсавии, то бишь, в Беэр-Шебе, Авраам вырыл колодец и заключил союз с Авимелехом, царем Герара. А в знак клятвы верности патриарх принес в жертву семь овец. То есть, по-библейски, «Беэр-Шеба» расшифровывается, как «колодец клятвы» или «колодец семи». Лично я придерживаюсь мнения, что в здешнем райском уголку выкопано семь колодцев, потому так и названо… Всё, перекур окончен! За работу, товарищи! Докажем рабочим и крестьянам, что прослойка – это ого-го!

– И-го-го… – заворчал мой тезка, подхватывая лопату.

– Вы, товарищ Боярский, неверно интерпретируете народную мудрость, – болтал Динавицер, натягивая рукавицы. – Кони дохнут не от работы, а от несознательного отношения к труду!

Посмеиваясь, массируя мышцы, я решил схитрить, и шагнул в нетронутый угол раскопа, где лежалым накатом желтела супесь. Мой расчет удался – сыто ширкнув, заступ углубился на штык лопаты. Рядом громыхнули жестью носилки – Виторган и Видов утерлись полами рубашек.

– Душновато сегодня, – ухмыльнулся Олег, – вы не находите, товарищ помреж?

Красноречиво хмыкнув, я сноровисто накидывал грунт, а Эммануил Гедеонович забурчал:

– Ага… А ночью плюс четыре было – в холодильнике теплее!

– Пустынная специфика! – щегольнул словцом «Стивен Фокс».

Тут моя лопата ударилась о твердое, и я замер. Осторожно сгреб податливый песок – и свету открылись белые ребра, обтянутые желтой кожей. Заступ рассек и кожу, и ошметки выцветшей ткани.

– О-о! – округлил глаза Андреас. – Alles kaputt…

– Ох, и ничего себе… – выдохнул Виторган. – Изя! Тут захоронение!

– Где?! – протолкавшись, Динавицер жутко посерьезнел. – Та-ак… Хм… Мелковато… Может, паводком размыло? Ну-ка… – забрав у меня лопату, он осторожно разгреб песок. – Олежа, будь другом, сбегай за моим чемоданчиком…

– Щас я!

Видов покладисто испарился. Минуты не прошло, как он спрыгнул в раскоп, протягивая Изе его потертый багаж.

Уловив смущенное выражение на лице Олега, я понятливо улыбнулся. Ну, разумеется…

Вскоре раскоп окружили все наши женщины, включая Нину Павловну и молоденькую звукооператоршу Ирочку. Тихое ойканье и оживленное перешептыванье почти слилось с заунывным ветерком, что перевевал пески.

Изя, впрочем, не обращал ровно никакого внимания на вежливую суету вокруг – он тщательно расчищал «культурный слой» скребком и щеткой.

Ветхий рукав из плотной брезентовой ткани разлезся, почти не скрывая темно-желтую руку, усохшую скрюченную конечность.

– Тут вовсе не древняя могила, – отрывисто сказал Динавицер. – Этой мумии… Ее захоронили лет пятьдесят назад…

Кисточка археолога прошлась по фалангам пальцев, обтянутых пергаментным покровом, и сверкнуло колечко… Нет, это был странный и невзрачный перстень, простенький камушек в дорогой оправе из платины – овальный кристалл хиастолита, распиленный поперек главной оптической оси. На свету заиграл серый крест.

Наташа, неожиданно вскрикнула. Бледная впросинь, она стояла на самом краю раскопа, и чуть не упала. В последнюю секунду женщина извернулась – спрыгнула неловко, а я метнулся навстречу, бережно хватая «Талию» за талию.

– Что с тобой, Наташка? – встревожился я. – Ты вся дрожишь!