Целитель, или Любовь с первого вдоха

О-о-о, теплее. Значит, отец не из простых смертных, но какого черта его дочь тогда побирается сейчас?! Правильно я копнул и весьма удачно, но пока оставим этот вопрос — ковырять не стану по больному, сначала ее на ноги поставить нужно. Что-то между этими молчунами точно было. И Егор тоже — соврал ведь и не покраснел, гаденыш. Прикрывал девушку намеренно или по молчаливой просьбе не договорил?

Останавливаюсь возле отеля, жду, пока детки выйдут с открытыми ртами. Запрокидывают головы и ошарашенно разглядывают высокое здание с горящей неоновой надписью.

Мобильный прячу в карман, достаю из бардачка портмоне, приходится перегнуться через Арину и коснуться локтем ее острой коленки. Я все чувствую, горю, но на каком-то чуде получается сохранять себя в равновесии, подавлять либидо, как это делаю на работе. Да только Арина мне нравится, тяжело переключаться. Так сильно желаю прижаться к ней, что запах, влетающий в нос, сводит с ума с первого глотка.

Выпадаю на улицу почти буквально. Вцепившись в дверь, с сильным хлопком закрываю ее и, пока иду в обход машины, пытаюсь дышать холодным, морозным воздухом и не материться.

— Миша, умеешь закрывать? — бросаю пацану брелок.

Он ловит его на лету.

— Неа.

— Там есть кнопка, нажмешь, когда я маму возьму на руки?

— Конечно, — он веселеет.

— Подержишь? — обращаюсь к Арине, что зримо вжалась в сиденье, и протягиваю ей портмоне. — Возьми меня за шею, так не будет простреливать. Придется пару минут потерпеть мое близкое общество, пока мы поднимемся в номер.

Она судорожно сглатывает и кивает. Вкладываю в ее холодные пальчики кошелек, девушка вздрагивает от прикосновения, перехватывает до скрипа кожи вещь, только потом обнимает меня и шумно втягивает воздух.

Вытащить девушку из салона и пронести ее сто метров — это чепуха, даже не напрягся, а вот глубоко вдыхать сорок три раза ее тонкий уникальный запах — убийство.

И мне чуть не поплохело, когда я ступаю в высокий холл отеля, но ответственность за ношу не дает расслабиться, выравнивает спину, натягивает улыбку на губы, хотя улыбаться совсем не хочется.

Но Арина должна мне довериться. И я смогу для этого заткнуть свое жадное до женского тела либидо.

Глава 17

Ласточка. Наши дни

Мне кажется, что Аверин не дышит. Несет меня по коридору на руках, будто я ничего не вешу, к лифту, затем минует еще один коридор, часто оборачивается, проверяя успевают ли дети.

И не дышит. Совсем.

— Мишка, не тяжело? — Давид бросает взгляд на толстый пакет, а в глубоко синих глазах светится настоящая гордость.

— Нет, — пыхтит сынулька, меняя руку.

У нас с собой вещей немного было, но малышу пришлось тащить их по двору отеля, держать, пока нам оформят номер, а затем еще вытерпеть лифт и коридор. Юла порывалась помочь брату, но он, потея и напрягаясь, отказался. Мол, девочкам нельзя тяжелое носить.

Я прячу глаза, стараясь не замечать угол тяжелого подбородка, что нависает надо мной, не изучать гладко выбритую кожу, не пересчитывать пряди черных волос, что слегка увлажнились от холодной погоды. Давиду явно тяжело сдерживаться рядом со мной, но он идет дальше и смотрит только вперед. Ни разу, за все время пути по отелю, не посмотрел мне в глаза, будто боялся, что я прочитаю в его взгляде что-то запретное. Вытянулся по струнке, как бравый солдат, сильные руки сжимают мою спину, и я знаю, что не уронит. Сам упадет, но не отпустит. Это как-то чувствуется на тонком уровне.

Почему же тогда, много лет назад, отпустил? Вытолкнул из своей жизни так унизительно, а теперь пришел о сыне спрашивать?! Жестоко ведь…

Хочется закричать ему это в лицо, но я прикусываю язык и, сдерживая сильную дрожь и колкую боль в спине, снова прячусь на большой груди.

И только сердце выдает Аверина. Глухие тревожные удары под ребрами так быстры и сильны, что я невольно переживаю за его здоровье.

Я пока не понимаю, откуда Миша взял, что Аверин его отец, сопоставил и догадался, или это что-то другое. Стараюсь не думать заранее о плохом, потому что меня больше беспокоит, что Егор не придержал язык за зубами и выдал мою настоящую личность. Теперь все слишком усложнится. И дело не в Давиде. Дело в том, что если меня найдет отец — моя жизнь резко изменится, а я не хочу публичности, не хочу, чтобы мое лицо мелькало на экране, а мои дети не могли спокойно ходить в обычную школу. Мне не нужны деньги ценой свободы и права выбора. Папа отказался от меня, а я вычеркнула его из своей памяти и не хочу туда возвращать. Уж лучше оставаться голодной, чем позволять кому-то управлять собой. Я после отца попалась на похожую удочку с гражданским мужем, который тоже вроде как помогал выбраться из передряги, но позже заявил, что я его собственность. Теперь не хочу в кабалу. И эта ситуация с Давидом, когда не могу отказаться от его помощи, угнетает до глубины души. Если бы могла ходить, если бы не спина, я бы бежала от него, не оглядываясь. Но против меня ополчился даже мой организм, и я давно не вижу просвета впереди, только мрак и боль.