Целитель, или Любовь с первого вдоха

На этот раз я вскрикиваю и закрываю ладонью губы. Сотрясаясь, словно во мне взорвались тысячи фейерверков.

— И последний… — смеется Давид.

Я растекаюсь по кровати, как желе. Слабо качаю головой, мол, и второй еле вытащила, а третий — нереально.

— Да-да… Ты сможешь, — шепчет, и в его синих радужках сверкают непокорные огни. Он немного подается вверх, закатывает мою футболку, оголяя грудь, тут же ловко цепляет вершинку соска языком, а пальцы все еще во мне, они творят что-то необъяснимое, такое порочное, что я задыхаюсь от малейшего их движения. Нажимая на какие-то сверх чувствительные точки, Давид восторженно смотрит на меня, облизывает сосок и смеется глазами. В синеве появляется тьма, капельки ночи, что втягивают меня в бездну порока и жажды. Я понимаю, что в этот миг пропала. Он поработил меня собой. Легко. Игриво. Не напрягаясь.

В этот раз дойти до пика было тоже не сложно. Я была настолько разогрета и готова, что сама удивилась, как это получилось. Столько времени была без секса, что, кажется, войди он в меня — кончила бы раза три подряд. Но Давид не давал мне сорваться с обрыва, придерживал на краю, доводил до вот-вот уже… и притормаживал. Оттягивал удовольствие, заставляя меня рычать от нетерпения и тянуться со стоном за его руками и ласками.

— Ласточка, потерпи немного…

Согнув мои ноги еще больше, раскинул их в стороны максимально, слегка надавил на колени, чтобы приподняла бедра. Я боялась, что прострел даст о себе знать, но растекающееся наслаждение затмило боль и сожгло ее напрочь.

Я помню каждую ночь с ним, но такого он никогда не делал. Так… не совращал умело.

Наклонившись, вобрал губами сосок, прикусил до дрожи, оттянул, чтобы снова жадно впиться в него, защекотать. Одна рука плавно погружала в меня несколько пальцев, растягивая и сжигая давлением, а вторая сначала сместилась на ягодицу, чтобы осторожно прикоснуться к анусу, нажать, плавно и нежно вталкиваясь, чтобы тут же вырвать из меня оргазм, выше которого только смерть.

Кажется, в этот раз я кричала очень громко. Затыкала ладонями рот, но меня крутило и сотрясало на кровати в конвульсиях долго, пока не рухнула, влажная и счастливая, на простынь, а Давид оказался сверху и, ласково подцепив подбородок двумя пальцами, коснулся легким поцелуем моих губ.

— Вот теперь душ и спать… А после продолжим лечение, — и я обняла его за шею, позволила себя унести в ванную и даже не пикнула, пока он меня мылил и купал. Было сладко и хорошо. Так хорошо, что не хотелось просыпаться. Если кто-то потревожит мой прекрасный сон, я его убью.

Глава 20

Давид. Наши дни

— Мама! Смотли, что Давид мне купил, — малая, выскакивая из-под ног в комнату и не давая мне и слово вставить, кружится на месте. Как у нее завода хватило с утра: дорога, магазины, кафе, игровые комнаты? Светлое пальтишко с крупными складками на спине, что понравилось Юле больше всего, разлетается в стороны, а кудряшки, что мы завили в салоне красоты, спиральками прыгают на крошечных плечах.

— Ты моя красавица, — Арина протягивает руки к дочери, и та галопом летит в объятия.

— Воу-воу, Юла, потише, мама еще больна, — поймав девчонку за воротник, придерживаю осторожно и наклоняюсь, чтобы поцеловать Ласточку, но ее слабое покачивание подбородка, поджатые губы и сосредоточенный взгляд останавливают.

— А есьо! — задыхается от восторга девчонка, ластится к ладоням Арины, целует в щеку, накрывая счастливую улыбку мамы густыми прядями волос. — Там столько класивых платьев и коcюмов! Я тебе все-все показу, — малышка бережно обнимает Ласточку ручонками и веселым вихрем сматывается в соседнюю комнату, ловко обходя Мишу, что застыл у двери.

— Мам, тебе лучше? — он хмурится с самого утра, но не признался, что его тревожит, а я не знаток детской психологии. Решил, что отвлечь мальца будет лучше всего. Только он все равно ходил все это время мрачнее тучи.

— Намного, Михась, — Арина тянет к нему руку, но мальчик отступает и, переводя настороженный прищур на меня, коротко отмахивается.

— Пойду умоюсь, — бурчит малый.

Ласточка провожает его тревожным взглядом, а после одним слитным движением натягивает одеяло до шеи и, задержав дыхание, все-таки смотрит на меня. Ее губы приоткрыты, я чувствую, как частит воздух, что вырывается изо рта. Вижу, как высоко приподнимается грудь. Как пальчики белеют от напряжения, когда девушка пытается спрятать свое волнение, сжав кулачки.

— Спасибо… — шепчет и не отводит глаз. В них переливается что-то неопознанное, такое мощное и светлое, не то, что было раньше. Я на мгновение теряюсь и не знаю, что ответить.

Подступаю. Знала бы она, что это для меня значит. Опускаюсь на край постели, чтобы перехватить кулачок, расправить узкую ладошку и сплести наши пальцы.

— Ты голодна? — голос хриплый, сниженный из-за волнения и возбуждения, но мне нисколько не стыдно.

Девушка сначала мотает головой, но все-таки потом, судорожно сглотнув, кивает.