Целитель. Кровавое Благодаренье

…А Васёнок? Этот заносчивый технарь, этот сопливый хакер, который даже на папочку поглядывал свысока, с глубочайшим почтением относился к Наташе. Всегда с ней советовался, как с великим гуру! И не она ли промыла Ваське мозги, растолковав, что папочка отстал по уважительной причине — родитель совершенно забросил программирование, предпочтя вычтеху научный поиск?

А мамуля? Для нее же Наташка — родной человек! Да и с кем еще поговорить по душам, о своем, о женском, выбалтывая «бабьи» тайны?

Настю мама, огорчаясь и смущаясь, держит за простоватую домохозяйку. Рита представляется ей далекой и недоступной «звездой»…

Но как раз в отношении Ритки мамулька заблуждается. Именно «Лита Сегаль» стала лучшей Наташиной подругой! Сам не верил в подобную дружбу, пока не застал их за глубоко интимным занятием — обе, стыдливо хихикая и шушукаясь, обсуждали меня…

Маргаритка реально скучает по Наташе. А уж как переживала за нее все это лето! Недаром нервничает с самого утра… Вот, что она сейчас делает?

Я прислушался. Наверху густо гудел пылесос. Понятно… Третий раз за день начищает ковры! Хотя Юле погромыхивающая щетка не мешает ничуть…

Наша девятиклассница до сих пор не переоделась. Так и сидит в школьном платье, делает уроки — разложила учебники, открыла тетрадь… И отсутствующим взглядом смотрит в окно.

Даже Лея нервничает. Бродит, как неприкаянная. В холле подойдет к высокому узкому окошку, встанет на цыпочки, выглядывая… А на улице пусто. Коша таращится беспокойно на любимую хозяйку — девочка погладит его мимоходом, вздохнет…

— Пап… — Лея неслышно подошла и прильнула к моему плечу.

Я молча усадил ее к себе на колени. Ожидание перенести легче, чем тоску, но, истекая, оно становится мучительным…

— Ле-ея… — заворковал я с тяжеловесной нежностью. — Какое у тебя имя ласкательное… Так и хочется погладить, как киску!

Девочка захихикала, и притихла. Подняла лицо ко мне, сказала со вздохом:

— Утешаешь, да?

— Ага. Теперь твоя очередь.

Малышка привстала на коленки, и обняла меня за шею.

— Ты не переживай, папочка, — опалил ухо горячий шепот, — мама скоро приедет, вот увидишь!

Мое сердце заколотилось, как сигнальный колокольчик — рядом с калиткой остановилось светло-оливковое такси.

— Лея, — сказал я подсевшим голосом, — кажется, мама приехала…

Девочка сильно вздрогнула. Глянула за стекло — и тихонько захлопала в ладоши.

— Пап! — вытолкнула она голосом, сдавленным под шквалом ликования. — Пошли, встретим мамочку — и никому не скажем! Давай⁈

— Давай! — выдохнул я.

На втором этаже что-то упало, учебник или швабра, однако мы с Леей все равно опередили домочадцев. Выскочили на крыльцо, побежали по дорожке, взявшись за руки…

Наталья, нагруженная сумками, чемоданами и яркими пакетами, как раз тискалась в калитке. Увидев нас, она охнула, уронила всю свою кладь — и поймала, обняла, прижала к груди радостно верезжащую Лею.

— Леечка… Дочечка… — лепетала Наташа, плача и целуя свое чадо. — Мишечка…

Вот и мне перепало…

— Наташка! — я скупо чмокнул девушку в зареванную щеку.

— И-и-и! — это налетела Юля.

Блудной тете пришлось сначала отцепиться от Леи, прыскавшей смехом, чтобы обнять девушку. А тут и Рита подбежала, смешавшись, но Наташа первой бросилась к ней — и радостный девичий визг разнесся по всей улице…

Там же, позже

Измятую постель покинули вдвоем — сначала я встал, сладко потягиваясь, разминая тело после длинноты «слияния», а затем Наташа дурашливо перекатилась и поднялась, с удовольствием хватаясь за меня. Обнимаясь, посмеиваясь, мы прошлепали к окнам.

Сосны застили луну, цедя холодное сияние сквозь нахлесты ветвей, зато синие, серебрящиеся отсветы выявляли из тьмы смутные образы беседки, флигеля в соседнем дворе, а «Москвич», брошенный у ворот, отливал тусклыми бликами, словно волна ночного озера.

— Хорошо-то как… — поплыл умиротворенный шепоток.

— Угу, — велеречиво поддакнул я.

— Мне холодно! — капризно заявила подруга, и живо протиснулась между мной и подоконником. — Согрей!

Растянув рот в довольной улыбке, я притиснул Наташу со спины, и набрал полные ладони лакомой плоти — приподнял упругие груди, словно взвешивая их прелесть.

— А пошли вниз? Я закинул в камин целую охапку дубовых поленьев. Вряд ли они успели прогореть. Там сейчас тепло-о…

— Пошли, пошли!

Мы спустились по лестнице, и окунулись в облако нагретого воздуха. Размытые тени шатались по стенам и потолку, словно гоняясь за алыми отсветами.

— О-о… Хорошо как…

— Мерзляка…

— Ага, мерзляка! — подала жалобный голос Наташа. — Я ж всё лето жарилась в тропиках! Отвыкла от ваших зябких «северов»… Ух, ты! Даже диван гретый!

Мы уселись рядышком — я посередке, подруга с левого боку, поближе к огню. Полешкам еще гореть и гореть — их черные остовы с перебегавшей краснотой окутывались прозрачным пламенем, напуская сухого припёку. Хорошо…

— Миш, а где Инка?