Целитель. Приорат Ностромо

— Понимаю… — грустно покивал Каплан. — Знаете, Михаил Петрович… Я ведь старая акула пера и гиена телекамеры. А теперь еще и аллигатор клавиатуры, хе-хе… Много чего повидал, многих пережил. Вот, недалекая интеллигенция хвалит хрущевскую «оттепель», да ведь то обманка была! Нам вдохновенно врали, критики Сталина жидко испражнялись своими вонючими чернилами на вечную и добрую память о вожде, и мне, знаете, приятно, что на самом верху начали-таки говорить правду. Лучше поздно, чем… — он задумчиво пожевал губами, рассасывая пилюльку. — Честно скажу: не знаю, стоит ли возвращать Волгограду фамилию Иосифа Виссарионовича, но вот площадь Сталина в Новомосковском районе — это здорово, это справедливо! Бывали там, видели памятник? Вучетича работа. Скульптор умер, но дело его живет! Я к чему всё это? Понимаете, Михаил Петрович…

— Миша, — улыбнулся я, — просто Миша.

— Понимаете, Миша… — Каплан слабо отзеркалил мою улыбку. — Думаю, вижу — до Мира Полудня нам еще далеко, но уже развиднелось… Утро, Миша, утро настало! Мне ли не знать? Помните, какие обсуждения шли по реформе образования? Буря! Гром и молнии! Я тогда тоже спорил, пытался перекрикивать самых голосистых. «Чего вы развопились? — надсаживаюсь. — Дети как учились десять лет, так и учатся! По тем же учебникам! Просто учителей подняли повыше, платить стали побольше, а в пединституты сейчас — не хилый конкурс, как моя внучка выражается. В педвузы берут тех, у кого за душой ярко выраженный педагогический талант. Разве это неправильно? Разве наши с вами дети не достойны того, чтобы уроки вели учителя высшей квалификации?»

— Помню! — фыркнул я. — Вой стоял, как вонь!

— Да-а… — зажмурился Борис Соломонович. — Впрочем, все тогдашние заголовки, вроде «Вторая культурная революция», отличались, на мой взгляд, излишней крикливостью. А самое интересное… — он стыдливо хихикнул. — До меня лишь годы спустя дошло, какую колоссальную работу провернул Юрий Владимирович. Мы становились свободней, не растеряв ни равенства, ни братства! Наши «звезды» стали чаще выезжать за границу… А сколько у нас новых авторов появилось, вокально-инструментальных ансамблей, художников? Но ведь Главлит никто и не думал закрывать! Любую книгу, песню, фильм или полотно обязательно пропустят через фильтры худсоветов. А как же! Свобода творчества допускает детскую порнографию или, там, половые извращения? Значит, надо отмыть эту свободу от грязи, выстирать и высушить! — помолчав, пожевав губами, он продолжил вполголоса: — Лет десять назад это началось… Да нет, раньше! Политика гласности! Никаких указов в «Правде» или в «Известиях» не печатали. Помню, нас тогда — редакторов, режиссеров и прочих худруков — собрали в Кремле, и Андропов негромко так, доходчиво внушал: «Творчество — это важнейший культурный ресурс, это бескровное оружие в борьбе с империализмом, и победы нужно одерживать „мягкой силой“!»

— Гласность… — хмыкнул я невесело. — Помню, как же. Газеты стали на диво интересными! Я тогда только «За рубежом» брал в киосках, да «Неделю». Ну, «Комсомолку» еще. А потом, смотрю, и «Труд» расхватывают, как горячие пирожки! И «Красную звезду»… Даже «Сельскую жизнь»!

— Да-да-да! — со смехом подхватил Каплан. — А я-то во всем этом варился, можно сказать! От нас как раз «Всеобщее Вещание» отпочковалось, на Шаболовку переехало… Ох, и суеты было… Им только года через два настоящую Шуховскую башню выстроили, в триста пятьдесят метров — в двадцатых-то, при Ленине, металла не хватило на полноценную вышку… «Шаболовцы» просто горели энтузиазмом! Да мы и сами тогда раскрутились. Раньше, знаете, я ходил на работу, а в те годы — бегал! Ах, какие мозговые штурмы мы затевали… Какие идеи воплощали… «Поле чудес»! «Последний герой»! «Орел и решка»! До сих пор жалею, что не успел зазвать «АББУ» — распалась группа… Зато как гремела «Куин» в Лужниках! Как выкладывался Фредди Меркьюри, хоть уже и болел тогда, исхудал весь… А во Дворце Съездов надрывался Майкл Джексон — он с Москвы, по-моему, и начал свое мировое турне… Как бишь его… «Дэнжурез Уорлд Тур»! И хоть кто-нибудь имел понятие, под каким строжайшим контролем всё происходило? Насколько въедливо, дотошно проверялись и перепроверялись сенсации в прессе? Помните, как в «Ленинском университете миллионов» грамотно препарировали «Архипелаг ГУЛАГ»? А как тонко высмеивали солженицынские перлы? И ведь никто не видел телевизионное закулисье изнутри, не ведал, чего нам стоило вернуть доверие зрителей! Но сейчас я доволен. Почти счастлив! Если бы еще о девчонках не тревожиться…

— Аналогично! — фыркнул я невесело.

— К погружению! — рявкнули динамики.

Заворчала могучая лебедка, натягивая тросы. «Пионер» чуть приподнялся над палубой, чиркая полозьями. Наташа с Инной истово замахали в обзорное окно, старательно лучась.

Прибежала Рита, бросив свой пост модератора, и замахала обеими руками, закричала:

— Пока, пока!