Целитель. Приорат Ностромо

Сейчас вокруг воронки кружили только беспилотные «Симурги» — пилотируемые «сушки» разлетелись по своим аэродромам, от ядерного греха подальше. Да еще с высокой орбиты подглядывал военный спутник…

— Время… — вытолкнул Гремин, и заорал не по уставу: — Глаза!

Мне стало зябко от ужаса, что скребся где-то в подкорке. А вдруг ошибка⁈ И ничего не выйдет?

Крепко зажмурившись, я уткнулся лицом в рукав, вдыхая запах сырой глины — и всё вокруг залило мертвенно-белым светом, сверхсолнечным огнем. Бледное сияние распада впитывалось всей кожей, даже сквозь толстую ткань. И докатился резкий, странно короткий гром…

Звук был не таким, как у обычного ядерного взрыва, а гулким и металлическим — словно титанической кувалдой шибанули по рельсу, или гигантская петарда жахнула в стальной трубе.

Накатила взрывная волна, а я лежал и криво усмехался, слушая, как перекатывается эхо.

«Осторожно, двери закрываются! — крутилось в мозгу, как заезженная пластинка. — Осторожно…»

Монотонная тяга пресеклась не сразу, сменяясь дикой турбуленцией, но дрожь земли угасла, и зычный рёв, омрачавший сознание, стих.

Мои глаза защипало, я глупо хихикнул — и окунул лицо в мелкую лужицу. Дождевая вода в ней не рябила больше.

Глава 16

Среда, 12 мая. День

Московская область, Ново-Щелково

Я оставил машину на пригорке, там, где раньше стелилась улица Колмогорова. Отсюда открывался неплохой вид, унылый, но не безрадостный.

На месте Института Времени круглился громадный провал глубиной в сотню метров, а в диаметре чуть меньше километра. Эпицентр. Зловещий послед «прокола».

Речушка, протекавшая когда-то через Щелково-40, трудолюбиво впадала в котловину, мелкой Ниагарой рушась в народившееся озеро. Спасибо ливням — дождевая вода заполнила провал почти до краев, остекленевших после ядерного взрыва. Перельется, заплещет — и схлынет по старому подсохшему руслу. Будет, где купаться…

Я вздохнул. Меня точно не потянет на пляж… Нервный стал, впечатлительный. Окунусь, заплыву — и представлю, как в глубине снова отворяется «портал в инферно»! Оглушительный хлопок, как в унитазе авиалайнера — и вся вода, вместе с купальщиками, срывается во тьму над бездною…

Мои губы презрительно скривились — физик, блин… Доктор наук! И не стыдно?

Переступая камни и расщепленные стволы, выбрался к бывшему своему дому. Половина фундамента уцелела, да обломленная каминная труба… Я взобрался на бетонный останец, и осмотрелся. Лес встает местами — пучками, как злаки в сухой степи, а вокруг озера — пустошь, исковерканная оврагами. Зеленые клочки травы оживляют пейзаж, а порыкивающие желтые бульдозеры питают надежды — в три смены разравниваются завалы по линии проспекта Козырева, засыпаются промоины, а строители копошатся на фундаментах высоток. Железобетонный монолит не поддался, вцепился в землю намертво. Можно расчищать — и заново выстраивать жилые башни.

— Я знаю — город будет, я знаю — саду цвесть…

Бормоча строки из Маяковского, я вернулся к Наташкиной «Ниве» — моя «Волга» здесь попросту не прошла бы — дороги и улицы не просто размыло, их унесло.

Нынче в «Дзете» вокруг тамошнего инфракрасного Солнца медленно обращается облако пыли, оплавленных обломков, застывших капель металла и золы от пережженной органики — «прокол» шуровал, как сопло исполинского ПВРД, а жар там стоял в полторы тысячи градусов. Так что от человеческого тела на выходе в «Дзету» оставалось меньше, чем от воробья, затянутого в турбину «Ил-96» на взлёте — горсть пепла…

Отвлекаясь от траурных мыслей, я поднял глаза к небу. Больше недели успокаивалась атмосфера — стихали грозы, истощались хляби, расходились облака. Отдыхает планета. Маленький земной шарик…

Я сунулся за руль. «Нива» заворчала, и покатила по склону — кое-где, перекрытый пластами наносов, выглядывал асфальт переулка. А вот парк выкосило напрочь, лишь редкие пеньки торчат, букетясь рваными расщепами.

Я сжал губы. Ничего… Хваткий Вронский из Центрального окружкома клятвенно пообещал высадить тысячи деревьев еще до лета. Причем, не хилых прутиков из питомника, а по новой технологии: спецмашина выгребает «взрослое» дерево в лесу — и пересаживает его в яму, выкопанную, где нужно.

А Вронский, хоть и отличен повадками незабвенного Бендера, более известен иной чертой характера — он всегда выполняет свои обещания. Что и требовалось доказать…

«Нива» ехала зигзагом — мимо верткого экскаватора, разбиравшего гору мусора, круто замешанного на глине и гравии, мимо груженых «КрАЗов», взрыкивавших вдоль набитой колеи, мимо огромного бульдозера, выгладившего целое поле рыхлого грунта, — прямо к стройплощадке на берегу озера.

Всё Ново-Щелково возрождалось, стартуя с «нулевого цикла», но тут, где строился Объединенный научный центр, работа кипела, еще выше поднимая градус.