Целительный эффект

Она открыла крышку, зажмурив глаза и чувствуя грусть в ожидании увидеть лицо улыбающейся Мелани Томпсон. Так оно и оказалось. Но тут Рейн посмотрела на вторую створку медальона и увидела другую фотографию. Это было лицо молодого человека: блондин, очень привлекательный, губы его чуть-чуть тронула улыбка. Лицо неизвестного казалось знакомым. Голубые глаза были почти такие же, как у Стивена. Неужели это фотография отца ребенка? То, что она была помещена напротив фотографии Мелани, и, конечно же, то, что медальон был спрятан в любимой игрушке малыша, — все говорило в пользу такого предположения. Рейн посмотрела еще внимательно на нее и убедилась в том, что и в чертах лица молодого мужчины было много общего с обликом Стивена.

Наконец, взволнованная Рейн, осознала, что у нее все еще зажат в руке комочек бумаги, и что там, возможно, что-то написано. Она собралась с духом и распрямила скомканный листок.

«Мой дорогой сын», — прочла она на верхнем поле листка, и слезы выступили у нее на глазах Письмо предназначалось для Стивена, письмо от ушедшей из жизни Мелани Томпсон ее сыну. Рейн обожгла мысль, что, может быть, оно было написано именно в день несчастного случая.

Усиленно поморгав, чтобы влага не мешала видеть, она стала читать, разбирая круглый почерк.

«Мой дорогой сын. Ты, малыш, хороший мальчик, раз помнишь, куда мамочка положила письмо. Может быть, ты сейчас уже большой мальчик или, может быть, кто-то еще читает это для тебя. Если, у тебя есть это письмо, значит, что от меня ты далеко. А вот что я хотела тебе написать. Хочу сказать тебе, что пока жива, я никогда тебя не оставлю… что всегда буду тебя любить, что бы ни случилось. Но ты особенный мальчик и когда-нибудь будешь особенным мужчиной, совсем как твой папа. Ты должен ходить в школу и узнать все о мире. Ты должен иметь то, чего я не могу дать тебе. Ведь ты же Бенедикт. Что бы тебе ни сказал кто-нибудь, Стивен, ты Бенедикт. Твой папочка хотел, чтобы мы втроем были вместе, но он умер, не успев осуществить свое желание. И хотя я потеряла много времени, стараясь уйти от этого горя, теперь я вижу, что у тебя есть право знать семью своего папочки, у них есть право узнать тебя. Это письмо означает, что если бы они знали, что ты существуешь на свете, мой мальчик, они бы не позволили мне оставаться с тобой. Но я не хочу, чтобы ты грустил и сердился, когда прочтешь это. Оставайся просто хорошим мальчиком и будь очень, очень счастлив. Помни, что я рассказала тебе. Твой папочка и я всегда будем с тобой, в твоем сердце».

Рейн не могла сказать, сколько времени просидела она так, глядя на слезинку, капнувшую на бумагу, и думая о том, что расплывшиеся чернила в некоторых местах письма тоже, вероятно, говорили о слезах, пролитых Мелани Томпсон. Слова «ты Бенедикт» запали ей в душу. Сердце билось теперь все медленнее и, казалось, скоро совсем остановится. Она встала, закрыла медальон и сложила письмо, поднялась по лестнице. Ее вела за собой ее цепкая память, точнее блеснувшая в сознании почти фантастическая мысль, которая требовала своего реального подтверждения. Рейн нащупала пальцами среди книг на полке Стивена ту, которую хотела найти… Она вспомнила, чем привлекла она тогда внимание Кайла в День Благодарения. Отвернула переднюю обложку, посмотрела на маленькую золотую рамочку, оттиснутую в уголке с обратной стороны, и прочитала заключенные в рамке слова, написанные рукой Мелани Томпсон: «Стивен Рассел Томпсон…»

Второе имя было наверняка дано Стивену в честь отца. Да, это сын Расса Бенедикта… племянник Кайла!